parallax background

Гадкие гении

художник Светлана Боброва
«Мировая премьера — 1»
21.04.2020
Гадкие гении
Сказка о попе
17.06.2020
Л

иза, в поисках настоящей любви, меняет четырех любовников подряд. Одновременно Лиза выращивает деньги, молится Николаю Угоднику и сражается с космическими монстрами.

Место действия: Россия, Санкт-Петербург.

Ах, да, о любовниках!
Аристоклюс очень умный, он водит Лизу в Эрмитаж и не очень хорошо думает о человечестве.
Остап могуч и красив, похож на полубога, заблудившегося среди людей.
Сережа очень религиозен, он везет Лизу в монастырь, чтобы замолить с ней грех внебрачного соития.
Феликс работает барменом. Он смотрит на Лизу красивыми глазами, молчит и наливает ей в бокал жидкости разного цвета.

Ах, да, о выращиваемых деньгах!
Эксперименты по выращиванию денег полны неожиданностей и неудач. Деньги получаются то взрывающимися (и их разносят ветры по странам и континентам), то являют другие свойства нестабильности.

Ах, да, о сражении с монстрами!
На помощь Лизе, в разгар сражения, приходят Николай Угодник, старцы из монастыря и тайный агент Карл. Все вместе они одерживают победу!

Наконец, и эксперимент по выращиванию денежных знаков завершается триумфом: человечество ходит счастливое, под кружащимися в небе деньгами.

Но не все так просто: облачко веселого страха в солнечном финале!



«Гадкие гении»

повесть - гротеск

А хорошо жить в загородном доме, под Санкт-Петербургом. Отсюда видна линия городских новостроек. А сзади дома огромный пустырь, территорию которого папа взял в аренду. Пустырь мы с папой освоили, превратив его в развитое фермерское хозяйство: здесь вспаханы грядки.
А иногда, когда есть время, хорошо и на крыльце посидеть, любуясь закатами. Завораживает и ночное небо, с рассыпанными по нему звездами…
Ой, забыла представиться!..
Здравствуйте! Меня зовут Лиза…

В тот день мы с папой работали в домашней лаборатории. Стол, как обычно, был уставлен лабораторной посудой и приборами. Несколько реторт стояли на спиртовках. Папа, вооруженный лупой, рассматривал марки в альбоме. А я мыла лабораторную посуду, и при этом громко и весело напевала привязавшуюся мелодию.
А папа посмотрел на меня через лупу, и сказал:
- Ого, как глаза горят! Влюбилась, что ли?
- Да!
- Опять?
- Да!
- Святой Угодник тебе в помощь!
- Кто?
- Покровитель наш. Николай Угодник!
- В первый раз слышу.
- А я не говорил разве?
- Нет. Ты же в церковь не ходишь…
- А зачем? Вот он, прямо здесь – Николай Чудотворец! Хочешь любви? Пожалуйста: помолилась, заснула, и вот тебе – завтра любовь!
- Папа, не смеши!
- А я серьезно!
- Ты меня удивляешь! С чего вдруг?
- И не вдруг.
- Так, стоп! С этого места подробнее: когда, с кем, при каких обстоятельствах? Откуда узнал?
- Так в молодости и узнал, мне бабуля сказала: все дело в Николае Угоднике, в нем сила. Вот кто-то помолился Угоднику: «Хочу, - говорит, - Киевскую Русь!» И Киевская Русь стала. А потом Иван-дурак не захотел идти в дальние края и давай молиться: «Пусть дальние края сами ко мне придут!» И дальние края пришли: вот так и возникло татаро-монгольское иго, зависимость от Золотой Орды. А потом Иван еще помолился: «Ну, ладно, пусть теперь я сам в дальние края пойду!» Вот так и возникла Российская империя, а с нею и Санкт-Петербург! Потом просвещенные дворяне свечки ставили: «Народ во тьме и невежестве! Сколько ж такое терпеть?!» И Николай Угодник дал им три русских революций, не считая других мятежей, о которых кто-то молился. Гитлера тоже не просто так победили. А потом конструкторы наши Угоднику взмолились: «Пусти Россию первою в космос!» Что ж не пустить-то, если на земле не сидится?
- А как перестройка случилась?
- А так же и случилась! Помолился один: «Бизнес в России хочу!»
Из колбы, стоящей на спиртовке, вдруг поднялась разноцветная пена и, с шипением, залила огонь в спиртовке.
Папа воскликнул:
- Ну, вот, недогляделки!
И стал вновь разжигать спиртовку.
А я задумалась.
- А как же за границей люди живут, без Николая Угодника?
- Ой, молись, доченька, чтоб за границей про Угодника не узнали! А не то такое начнется! Мы об одном молимся, а они нам поперек! Они о другом молятся, а мы, своими молитвами, возражаем! Николай Угодник откликаться перестанет, и тут всему миру конец!
- А ты о чем молился?
- А я в молодости идейный был. Об этом и молился! Чтоб девушки красивые вокруг меня танцевали, а я бы смотрел. Твоя мама лучше всех кружилась, прямо в руки мне и упала, только «ах!» сказала. А потом… Марки я коллекционировал, с детства. И помолился я Николаю Угоднику, чтоб он мне подсказал Формулу, с помощью которой я бы эти марки мог выращивать, чтобы раритетов всем хватило. А утром проснулся, и меня будто осенило!..
И папа махнул в сторону оранжереи, вход в которую вел прямо из лаборатории. А там, в оранжерее, на грядках, были высажены растения. Но вместо листьев на растениях росли коллекционные марки. И марки слегка колыхались на стебельках, обдуваемые вентиляторами.
- И ты не догадался патент оформить, на Формулу?
- Патент? Зачем мне эта ерунда? Хотя… Ты права, доченька. Надо одну грядку освободить: будем выращивать патенты… Но для патентов надо Формулу изменить! Чуть-чуть…
Папа подошел к ноутбуку, задумался, а потом стал быстро вносить какие-то изменения в Формулу. Вдруг умчался в оранжерею, и стал безжалостно, стремительно вырывать с одной грядки кустики с марками, и бросать их в сторону.
- А о чем ты еще молился? – крикнула я через дверь.
- О тебе! – отвечал папа, не прекращая работы. – Оглянулся однажды: «А где же доченька моя, Лиза?» Я такой удивленный был, что Николай Угодник сам мне во сне явился: «Пора, говорит, Лизу на грядке выращивать! Вот тебе флакон, добавь в Формулу…» Просыпаюсь: флакон на столе стоит. Вон на той грядке, через девять месяцев, такой фрукт вырос!.. Называется Лиза, папина дочка…
Я засмеялась.
- А о гениях ты не молился?
- Нет!
- Почему? Ты же гений! Разве ты не хочешь, чтобы они признали тебя?
- Так некогда все!
- Ты что: с тех самых пор не молился?!
- Молился. Недавно совсем!..
- О чем?
- А чтобы смерть моя была легкая и неожиданная!
- Пап, ну, ты чего?!
Папа вышел из оранжереи, бросил взгляд на закипающую в реторте жидкость.
- Лиза, я же не о смерти молился, а о том, чтобы она была легкой и неожиданной!
- А зачем тебе это?
- А чего киснуть-то? Чик, и к богу в рай! Как с Юлием Цезарем: «И ты, Брут?» Так, надо мороженое купить…
- Чтобы в Формулу добавить?
- Не знаю. Что-то страшно мороженого хочется. А ты хочешь?
- Да!
- Ну, так я куплю!..
Папа неожиданно сорвался с места, выбежал из лаборатории. Я лишь крикнула вслед:
- Папа, ты же не любишь мороженое!..
И в это время с улицы донесся визг тормозов автомобиля, глухой удар. И я застыла, с выражением ужаса на лице. Вот так, неожиданно, я осталась одна. У водителя, сбившего папу, фамилия тоже была неожиданная – Брут. Борис Николаевич.

И вот я на кладбище.
Рабочие устанавливали в изголовье могилы стелу, с рисунком и надписью. На рисунке, сделанном в камне, изображены мои родители. Папа и мама очень веселые, улыбаются, держатся за руки. Они шаржировано уменьшены, а сзади у них крылышки то ли ангелов, то ли бабочек. Под рисунком веселая, жизнеутверждающая надпись:

«МАКАР + ЗИНА = ЛЮБОВЬ!»

Да, я все сделала так, как и завещал папа: именно с таким рисунком и с такой надписью…
А потом рабочие ушли, и я осталась одна.
- Прощай, папа! Вот ты и встретился с мамой! Мне без вас грустно будет: без вашей любви, без ваших шуток и гениальности…

А потом был суд. И суд не признал водителя виновным: папа сам нарушил правила дорожного движения – перебегал дорогу в неразрешенном месте. Я выступала в суде в качестве свидетеля, я и сообщила о последней молитве папы: не хотела, чтоб пострадал невинный. В результате суд вынес и дополнительное решение: чтобы граждане России молились внимательно, без оговорок и опечаток. И чтоб дополнительные молитвы свершали, уточняющие условия.

Вы видели?
Гении ходят по Санкт-Петербургу! Они избранные. Живут в мире идей. Их ничто не интересует, только гениальность! И не гениев они не замечают. Они ни с кем не разговаривают, молча смотрят, а потом поворачиваются и уходят…
В тот день я опаздывала на работу: встреча одна, другая. Потом в панике мчалась по улицам, и на проспекте увидела гениев!
Я обогнала их, оглянулась, улыбнулась, помахала им рукой. Но они никак не отреагировали на мое приветствие. Только гений Маргарет чуть улыбнулась в ответ, едва заметно.
И вот я уже на Фурштатской улице, а вот и Дворец бракосочетания. И здесь, на бульваре, маленькая толпа: невеста с женихом, окруженные приглашенными на торжество гостями. Невеста повернулась спиной к подругам и бросила букет вверх, за спину. Одна из девушек поймала букет. Восторженные крики, разливающееся по бокалам шампанское…
Я облизнулась…

А вот и фитнес-клуб. Успела! Здесь я работаю, инструктором.
Наш фитнес-клуб, это огромное помещение: одну половину зала занимает бассейн, другая половина заставлена тренажерами. По периметру зала – беговая дорожка. Кажется, что эта картинка из прекрасного будущего, которое на самом деле – прекрасное настоящее: много солнца, стекла, много улыбок; молодые, упругие тела; юноши, девушки. А под куполом этого помещения юноши и девушки летают на аэротренажерах – они похожи на воздушных акробатов. Среди них, на аэротренажере, порхаю и я, выписывая изящные пируэты.
Приземлившись, я отстегнула пояс аэротренажера, застегнула его ремни на девушке и шлепнула ее по попе:
- Понятно? Вперед!
Девушка с воплем ужаса взмыла под купол. А я уже застегивала ремни тренажера на другой девушке.
- Вперед!
А потом застегнула ремни третьего тренажера на юноше, шлепнула и его:
- Вперед!
Юноша, вслед за двумя девушками, взмыл вверх.
А другие юноши и девушки плавали в бассейне, занимались на тренажерах, учились стрелять в оборудованном тут же тире для стрельбы.
Ксения, инструктор по стрельбе, стояла рядом с девушкой, и наставляла ее в правилах. Девушка выстрелила в мишень, раз несколько, и не попала. Ксения опять объясняла и показывала. А потом забрала у нее пистолет и сказала:
- Смотри, как надо!
Она развернулась в сторону беговой дорожки. А по дорожке бежал юноша: увидев Ксению, он улыбнулся и помахал ей рукой. А Ксения тоже ему помахала, потом правильно прицелилась и выстрелила в него. И юноша упал, бездыханный. Тут же раздался звук сирены: из служебного помещения выбежали санитары с носилками, уложили на них бездыханного юношу, и побежали с ним обратно. Девушка с ужасом наблюдала за происходящим, и готова была упасть в обморок. Ксения привела ее в чувство, хлопнув по плечу:
- Шутка!
Ксения показала в сторону санитаров с носилками. Юноша неожиданно вскочил с носилок, помахал девушке и Ксении рукой, и продолжил бег по беговой дорожке. Санитары рассмеялись и убежали обратно в служебное помещение. Ксения улыбнулась, наблюдая за реакцией девушки, сказала:
- Не бойся! Правило охоты на людей номер два запрещает использовать боевое оружие…

Ну вот, я и дома!
Я стояла в оранжерее, смотрела на грядки. Здесь, на кустиках, по-прежнему росли коллекционные марки. А на крайней грядке, на зеленых стеблях, обдуваемые вентиляторами, колыхались почти созревшие патенты. Я сорвала с кустика один патент, понюхала его, посмотрела на проступающие на странице жилки и буквы. Что-то было не так, что-то мне не нравилось. Во-первых, мне не нравилось, что рядом не было папы, а во-вторых…
И вдруг я поняла: коллекционные марки и патенты всему человечеству не нужны, но всем нужны деньги! Ах, так!.. Я решила сделать человечество счастливым, раз и навсегда: выращивать деньги, чтобы никто в них не нуждался! Да, я мечтаю о славе и любви! И чтобы гении меня признали: я тоже гений! Жаль, что папа и мама не увидят меня во всем блеске славы! В ослепительном блеске!
Я бросила патент на пол, прошла в лабораторию.
Надо только внести изменения в Формулу, найти идеальный состав. С папой мы бы эту проблему решили быстро! А вдруг без него не получится?! И тут я вспомнила: что там папа говорил о Николае Угоднике?
В интернете я нашла изображения икон Николая Чудотворца, распечатала их на принтере. А потом развесила на стене, одну рядом с другой. И долго на них смотрела. Так вот он какой, Николай Угодник! Интересно, где же папа ему молился: в церкви или дома? Может, он и без икон молился? А мне, по неопытности, без икон нельзя. Ой, а девушки должны быть в головных уборах, так принято! Надо надеть платок…
В гардеробной я нашла платок, примеряла его так и этак, перед зеркалом. Нет, платок явно не годился… Надо шляпку! Я перевернула весь гардероб, в поисках подходящей шляпки. Ой, вот мамина! Она мне как раз!.. Я надела шляпку, разукрашенную искусственными фруктами и цветами, посмотрелась в зеркало. Улыбнулась своему отражению – шляпка была мне как раз!
А потом вернулась в лабораторию, к развешанным на стене изображениям икон. Чтобы молиться. О чем? Ну, для начала… Чтобы количество солнечных дней увеличилось… Я трижды перекрестилась, и стала кланяться. И вдруг, в низком поклоне, застыла. Потому что… где-то я видела: люди молятся на коленях, бьются лбом о пол, и рыдают, рыдают… Надо попробовать!
Я встала на колени и, рыдая, стала биться лбом о пол. И при этом возносила молитву:
- Ой, не могу! Николай Угодник, да что ж это такое?! Сделай так, чтобы лета побольше было! И облаков поменьше: чтобы звезды и солнце светили!..
Когда в очередной раз я стукнулась лбом о пол, у меня с головы слетела шляпка. Я схватилась за ушибленный лоб, потом подобрала шляпку, и сразу пришло решение: «Надо будет резинку пришить, чтоб не падала!» И встала, и опять рассматривала образы Николая Угодника.
- Эх, вы! А еще Николаи Угодники! Никакого эффекта! Жалко, конечно. Но ничего не поделаешь. Буду сама добиваться… солнечных дней в году!
Только я повернулась к расставленным на столе пробиркам и ретортам, как тут же оглянулась обратно: мне показалось, что Николаи Угодники посмотрели мне вслед, вдруг ожившими глазами. От неожиданности я перекрестилась, раз несколько.
А потом я прошла к лабораторному столу, к ноутбуку. Вносила изменения в Формулу, создавала новые смеси. Наконец, взяла реторту с полученным раствором, прошла в оранжерею, и там, на избранной грядке, стала поливать растения раствором из пипетки…

А на следующий день я пришла в Екатерининский садик, на Невском. Здесь у нас с Аристоклюсом было назначено свидание. Его невозможно не заметить в толпе. Его вообще невозможно не заметить. Вот же он!
Я подбежала к нему:
- Привет!
Аристоклюс разглядывал в бинокль проходящих мимо людей, и даже не оглянулся:
- А сколько сейчас времени?
- Без пяти.
- Хм… А в прошлый раз ты опоздала. На восемь минут! Вот, посмотри на того человека! Что ты о нем думаешь?
Аристоклюс протянул мне бинокль. Я взяла бинокль, всмотрелась в указанного человека.
- Я думаю, у него есть папа и мама.
- Хуже, все намного хуже!
- Два папы?! Без мамы?!
- Да. То есть… Не паясничай! – Аристоклюс отобрал у меня бинокль. – Его отец потерял работу и спился. А мать, возможно, бухгалтер, но очень плохой.
- Это он тебе сказал?
- Да у него же это на лице написано! Смотри, как он одет! А как ходит! Гиббон, неудачник, изгнанный из стада…
Да, у Аристоклюса возвышенный склад ума. Поэтому у него критический взгляд на человечество, на человеческую цивилизацию. И кое в чем он прав, конечно. Но иногда он странный, странный. Очень!
Мы вышли из Екатерининского садика и пошли по Невскому проспекту в сторону Дворцовой площади.
- Куда мы идем? В кафе? – спросила я.
Аристоклюс перевел на меня укоризненный взгляд:
- Как ты могла? Только подумать такое?! Мы идем в музей!
- А в музее мы зайдем в кафе?
- Ты что, голодная?!
- А в какой музей?
Но Аристоклюс уже рассматривал в бинокль женщину, идущую навстречу.
- Нет. Ты только посмотри на нее: у нее же все на лице написано! Недалекая, с мелочными запросами, самка! – Аристоклюс опустил бинокль, вздохнул печально: – Женщины – это коровы, они стабилизируют мир…
И тут я увидела гениев. Они сидели за столиками уличного кафе и, о чем-то задумавшись, смотрели сквозь проходящих мимо них людей.
Как только мы с Аристоклюсом прошли мимо гениев, они встали и пошли за нами. Я с недоумением оглянулась на них.
«Как они догадались? Откуда они узнали, что я на пороге величайшего открытия, которое сделает всех людей счастливыми! Как?! Ведь я же никому ничего не говорила! А, впрочем, зачем гениям говорить? Они и так все знают! Но, на всякий случай, надо было проверить…»
- Ах!..
Я сделала вид, что нечаянно подвернула ногу и аккуратно приземлилась на асфальт. Аристоклюс не заметил потери, продолжал идти вперед, глядя в бинокль. Гении тоже прошли мимо меня: выстроившись плотной группой, они шли… за Аристоклюсом! Я с недоумением смотрела им вслед. А потом вскочила, догнала Аристоклюса, схватила его под руку и, прихрамывая, пошла рядом.
«Аристоклюс?! Гений?! – я оглянулась на гениев. – Ну, конечно, только такая дура, как я, не могла распознать в нем гениальности! А вот гении сразу почуяли в нем своего. Что же они почуяли? Надо будет приглядеться, послушать внимательно, что он говорит…»

И вот мы уже в залах Эрмитажа. А гении неотступно следовали за нами и, когда мы останавливались и разглядывали картины и экспонаты, образовывали за нашими спинами полукруг.
В Египетском зале Аристоклюс ходил между саркофагами, а потом долго стоял перед мумией жреца Па-ди-иста. И вдруг сказал:
- Ну, и что Шумеры? Глиняная цивилизация! Дождь пошел, и болото превратилось в болото. А древний Египет – это фантастика! Тысячелетия тысячелетий! Без этой фантастики не сложилась бы человеческая цивилизация! – Тут он посмотрел на меня, и сказал с назиданием: – А сложилась бы цивилизация опоссумов.
А потом мы были в Греческом зале.
- Слышишь? – Аристоклюс коснулся моего плеча. – Скульптуры древней Греции рассказывают мне о философии Сократа, Платона и Аристотеля.
И вдруг, глядя невидящим взором куда-то перед собой, изрек:
- Рафаэля хочу. Рембрандта!..
- Импрессионистов хочу!
- Ну, наконец-то! Хоть одно умное слово от тебя услышал…
И в залах, где было представлено искусство импрессионистов, Аристоклюс разглядывал картины через бинокль.
- Божественно!
И в это время из группы гениев вышла гений Маргарет, подошла к Аристоклюсу, положила ладонь ему на ягодицу и пожала ее, с тайным смыслом. Я с изумлением наблюдала за происходящим. Гений Маргарет посмотрела на меня и улыбнулась. И Аристоклюс, оторвавшись от окуляров бинокля и нахмурившись, тоже на меня посмотрел.
- Не терпится тебе?
Я растерялась:
- Это не я…
- Угу… Дед Кузьма!
Аристоклюс опять приник к окулярам бинокля. А я оглянулась на Маргарет: она уже стояла среди гениев и, не мигая, улыбалась мне странной улыбкой. Никогда невозможно угадать, что сделают гении в следующий момент… Но почему Маргарет сделала именно это?!
И вот – парадная лестница Зимнего дворца. И Аристоклюс продолжал созерцать красоты в бинокль.
- Нет, отсюда невозможно уйти. Я хотел бы здесь жить и умереть!..
Неожиданно оступившись, Аристоклюс покатился по ступенькам лестницы вниз. Я побежала за ним. Аристоклюс был похож на таракана, лежащего на спине, и при этом возмущался:
- Где музейные смотрители? Почему никто не берет меня под руки, не спрашивает, как мое здоровье? Здесь жили и умирали российские императоры и императрицы! Я ушибся!
И работники музея, всполошившись, тут же подвезли к Аристоклюсу коляску, посадили его в нее, повезли к выходу. Аристоклюс опять смотрел в бинокль, управлял движением:
- Правее. Еще правее. Мальчика не заденьте. Какой славный малыш! Хотя не аристократ, нет. Интересно, что из него получится, когда он вырастет? Какой-нибудь программист, среднемыслящий потребитель? Или пополнит миллионную армию ничевоков: станет охранять чью-нибудь собственность, и будет плакать по ночам?
Работники музея вывезли Аристоклюса из дворца на набережную Невы. Увидев Петропавловскую крепость и стрелку Васильевского острова, Аристоклюс встал с коляски и, раскинув в стороны руки, торжественно продекламировал строки из стихотворения Александра Пушкина:

«Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид!..»

А в полночь я была в ванной, прихорашивалась перед зеркалом. Еще немного, еще чуть-чуть, и Аристоклюс сожмет меня в объятьях, и будет у нас любовь!..
Я открыла дверь в спальню:
- А вот и я!
В спальне звучала музыка Моцарта. Аристоклюс лежал на разобранном ложе, слушал музыку, смотрел в потолок. Услышав мой голос, перевел взгляд на меня:
- Что значит: «А вот и я!»?
- Ну… я… это я… Вот она я!
- А в благородных домах так не делается!
Интересно, как выглядит легкое сотрясение мысли в глазах? Я переспросила:
- В благородных домах?
- Да! Ты должна открыть дверь и спросить, деликатно: «Дорогой, я тебе нужна?»
Я закрыла дверь и застыла, в решении сложной задачи. И вдруг мне стало легко и весело: какой Аристоклюс забавный! Так ме-едленно, ме-едленно, не спеша, деликатно так… Хур-мур… Шур-мур… А потом как сожмет в объятьях!..
Я открыла дверь в спальню, деликатно:
- Дорогой, я тебе нужна?
В спальне по-прежнему звучала музыка Моцарта. Но теперь Аристоклюс сидел на краю ложа, в позе мыслителя. На мое появление ответил рассеянным взором:
- А? Что? Нет, дорогая. Сегодня никак. Я должен решить одну проблему, очень важную… Это что-то грандиозное!..
Я закрыла дверь, изумленная. Вот это хур-мур! Он так медленно-медленно… Нет, не дождусь… Пойду-ка я спать!
Я прошла в гостиную, легла на диван, укрылась сдернутым с него покрывалом.
Какой Аристоклюс странный… Как мужчина странный! В наше первое свидание он тоже был странный… Он мне даже показался… девственником! После «хур-мур, шур-мур» он лежал на спине, смотрел в потолок. Я нежно поцеловала его в плечико:
- Ты был великолепен.
И тут Аристоклюс как всполошился:
- Что? Мне? Кто? Я? И это – любовь?! А как же рыцарский, куртуазный роман, поэзия трубадуров, стихи о Прекрасной Даме? Боже мой, какая ложь! Тотальная ложь! Александр Македонский, Юлий Цезарь, Наполеон были рождены с помощью этой ерунды, этого пустячка?! Очуметь!..
- Милый, с помощью этого пустячка родился ты. И потом, любовь – не только это!
- Да, я родился! Но без пустячка… Тьфу на него, тьфу!
Какой смешной Аристоклюс: не хочет признать, что от пустячка родился! Недаром гении с него глаз не сводили: они, наверное, рожденных от пустячков изучают, делают выводы… Главное, никому не проговориться: никому не сказать, что папа меня на грядке вырастил… с помощью флакона… Николая Угодника…
Я уже стала засыпать, и вдруг очнулась от прикосновения к плечу. Я вздрогнула, открыла глаза, протянула руки к Аристоклюсу:
- Дорогой, я тебе нужна?
- Да, нужна! Я все понял… – Аристоклюс сел на краешек дивана, смотрел куда-то перед собой, невидящим взором. – На самом деле, человеческая цивилизация – это цивилизация человеческих растений…

Утро следующего дня было ясным и солнечным. Мы с Аристоклюсом вышли из парадной, чтобы разбежаться в разные стороны, по делам. Неожиданно с разных сторон к нам подбежали люди в черном, надели на нас длинные черные мешки, закинули на заднее сиденье черного автомобиля, захлопнули дверцы. Автомобиль тронулся с места…
Аристоклюс забился в истерике:
- Вы кто такие?! Что вам надо?! Я буду жаловаться! Я подам на вас в суд! В страсбургский суд!.. Я потребую выплаты, за увечье! За моральный ущерб! Сто тысяч! Нет, миллион! Нет, миллиард! Лиза, это кто? Это твои любовники? А почему их так много?! Товарищи любовники, имейте в виду, я на нее не претендую!..
В это время автомобиль сделал крутой поворот, и Аристоклюс опрокинулся на меня, прижал к дверце. Я застонала, от возмущения.
«Ого, какой поворот! Что значит: «Это твои любовники!» Что значит: «Не претендую!» Какой Аристоклюс странный… в экстремальных ситуациях! А, может, и правда, завести любовников? Много! А Аристоклюс будет нам по утрам кофе в постель подавать, сообщать новости, сводки боев… с интеллектуального фронта!..»
В это время автомобиль сделал крутой поворот в другую сторону, и теперь я прижала Аристоклюса к дверце. И он продолжал орать:
- Лиза, ты что?! Прекрати! Не ложись на меня сверху! Товарищи любовники, я тут ни при чем! Не виноватый я: она сама на меня легла!..
А потом автомобиль остановился, и нас долго куда-то несли. Было шумно и страшно.
Наконец, нас поставили на ноги. И вдруг сдернули мешки. Мы с Аристоклюсом моргали и щурились, привыкая к яркому солнечному свету, и увидели перед собой… гениев! Они приветливо махали нам руками.
Я оглянулась: знакомые места, фонтаны. Мы были в Петергофе! Странная у гениев привычка: обряд посвящения тех, кого они признают гениями, они проводят в Петергофе. Урррааа!.. Значит, они все-таки узнали, что я на пороге величайшего открытия, которое сделает всех людей счастливыми! Они признали во мне гения! Но гении не обратили на меня внимание. Они подошли к Аристоклюсу, окружили его, похлопывали по плечу. А почему не ко мне?! Ведь на месте Аристоклюса должна быть я! Ну, хорошо, пусть Аристоклюс гений… Но ведь, и я гений!
Один гений дал мне фотоаппарат, и я сфотографировала Аристоклюса в окружении гениев на фоне фонтанов. А потом гении бегали по парку, среди фонтанов, за Аристоклюсом. А я бегала за ними и продолжала фотографировать. Аристоклюс был в ужасе. Спасаясь от преследующих его гениев, он прыгнул в фонтан. И вслед за ним в фонтан прыгнули и гении!..
А я продолжала фотографировать, фотографировать…

Несколько дней после этого у меня на душе было пасмурно. Я приходила в фитнесс-клуб и с грустью наблюдала, как юноши и девушки занимались на тренажерах, плавали в бассейне, бегали по дорожке. И полеты на воздушных тренажерах меня уже не вдохновляли.
А однажды дверь в зал неожиданно распахнулась, и на пороге встал Аристоклюс: он смотрел на меня в упор, немигающими глазами. Во мне все вспыхнуло от радости, и я ответила ему улыбкой:
- Привет! Пришел за фотографиями?
- Нет. Пришел посмотреть, где ты работаешь!
- Вот здесь и работаю. Но это временно!..
- Нет ничего более постоянного, чем «временно»!
- Какой ты умный!
- Я не умный, я – гений!
- Ой, прости…
Аристоклюс показал на тренажер:
- Что это?
- Беговая дорожка.
- Дай-ка, попробую… – Аристоклюс встал на полотно беговой дорожки, с недоумением оглянулся. – А что ж она не бежит?
- Надо на кнопочку нажать. Ты как хочешь бежать: быстро или медленно?
- Сначала быстро. Потом еще быстрей. А потом с той скоростью, которая только и возможна для условий теории относительности.
- Такие дорожки еще не изобрели!
- А зачем тогда они вообще нужны?!
- Ну, для тех, кто ведет расчеты своей жизни в ньютоновской механике…
- Ха… Куртуазный роман!
Я нажала кнопку на пульте управления. Аристоклюс воскликнул, с ужасом:
- Что это?!
- Режим ходьбы. Держись за ручки и шагай, спокойно… Ну, как?
Аристоклюс взялся за ручки и, шагая, смотрел вниз, на полотно:
- Интересно… Неожиданно… Какая дурацкая машина! А скорость можно прибавить?
- Конечно, – я прибавила скорость.
- Ух, ты! – Аристоклюс перешел на бег, оглянулся на полуобнаженных юношей и девушек в зале. – И это хомо сапиенс? Вместо того чтобы думать, мыслить, познавать самих себя, они потеют, худеют, или наращивают мышечную массу, а потом соблазняют друг друга своими окорочками! Гамадрилы!..
- Ну, не всем же быть гениями, кто-то должен соблазнять и соблазняться! Прибавить скорость?
- Да! – Аристоклюс побежал еще быстрее. – Если вот эти окорочка когда-нибудь станут гениями, тогда я буду уже сверхгением: им никогда меня не догнать!
Я еще прибавила скорость:
- А как же я?
- И тебе не догнать! Что это?! Останови! Помогите!!!
И тут все, кто был рядом, оглянулись в нашу сторону. А я выключила беговую дорожку:
- Одно гениальное касание кнопки, и ты спасен!
Аристоклюс, запыхавшийся, растрепанный, соскочил с полотна на пол:
- Как можно находить в этом смысл, удовлетворение?! Гениальная мысль прожигает вселенную со скоростью света. А это – имитация… Это даже не имитация! Полное отсутствие мысли! Окорочка! Свинохвостые макаки! Лапундеры!
- Свинохвостые?
- Да! Одного свинохвостого лапундера даже запускали в космос, во Франции! А остальные сидели на пальмах и бросали вниз кокосы!
Я спросила, с надеждой:
- Мы сегодня пойдем в музей?
- Нет. Я пришел сказать тебе: между нами все кончено!
- Но почему?!
- А потому, что я все про тебя понял! Я гений! А ты – нет!
- Я тоже гений!
- Ха-ха-ха-ха-ха! Не смеши мои мозги! Прощай!
Аристоклюс, хлопнув дверью, вышел из зала.
А я подошла к громадному окну. Отсюда хорошо было видно, как Аристоклюс вышел из фитнесс-клуба, сбежал по ступенькам и обнял поджидающую его… Маргарет! Гений Аристоклюс и гений Маргарет поцеловались, после чего Маргарет взяла Аристоклюса под руку, и они пошли прочь. Аристоклюс что-то рассказывал Маргарет, выразительно жестикулируя. Гений Маргарет оглянулась назад, в мою сторону, и улыбнулась мне, все той же странной улыбкой…

Вечером я опять работала в домашней лаборатории. И, уже ближе к полуночи, налила приготовленный раствор в лейку, прошла в оранжерею и стала поливать растущие на грядках крохотные кустики. И вдруг… кустики начали стремительный рост и вместо коллекционных марок на ветвях стали распускаться рубли, доллары, евро и еще какие-то, невиданные мною ранее деньги…
Я, в восторженном оцепенении, наблюдала за этим потрясающим, бурным процессом. Была вне себя от счастья.
- Свершилось! Я гений!
Я сорвала свежий рубль с кустика и умчалась обратно в лабораторию, чтобы изучить его под микроскопом…

Скоро в нашем фитнесс-клубе появился Остап. Он купил абонемент… сразу на весь год! Произвел впечатление, и не только на меня, все девчонки на него засматривались. Глядя на Остапа, я вспомнила про олимпиады древней Греции. Он был похож на полубога, заблудившегося среди людей.
Я стояла неподалеку от него, наблюдала, как он занимается на одном из тренажеров. И скоро он решил поменять тренажер: снял с подставки штангу, неожиданно положил мне на плечи.
- Подержи!
Я выпучила от тяжести глаза и перестала дышать. Остап лег на скамью для жима лежа:
- Давай!
Я почти уронила штангу на Остапа (и, кажется, себя вместе со штангой). А ему хоть бы что! На всякий случай я отошла подальше от «полубога», лишь искоса на него посматривала. Какой-то он странный – штанги на девушек складывать. И имя у него было странное: Остап, Остап… И тут я вспомнила! У Тараса Бульбы было два сына: Остап и Андрий. Остап был хороший. А вот Андрий не имел твердых нравственных устоев. Любовь к полячке затмила все. Он отрекся от отчизны, от родителей, от товарищей. Тарас убил изменника. А Остап сражался бесстрашно, как лев. Он был куренной атаман. Но врагов было слишком много, и его взяли в плен. А потом казнили, страшной казнью. И он погиб, как герой!

Герой стоял на улице, у выхода из фитнес-клуба. Увидев меня, улыбнулся:
- А я тебя жду.
Я схватилась за сердце:
- Ой!
- Что случилось?
- Я думала, ты погиб!
- Я? Погиб? С чего вдруг?
- Нет, нет, все в порядке: я тебя с другим перепутала. Он такой же большой и сильный, как и ты! Может, даже еще больше…
- Не бойся, воробышек! – Остап обнял меня за плечо, повел рядом с собой. – В кафе пойдем?
- А в музей?
- Зачем?
- Ну… Разве ты не знаешь, что человеческая цивилизация – это цивилизация человеческих растений?
- Что?
- Я – гений!
- Ух, ты!
- Да. Гении – вымирающий вид. Скоро их занесут в Красную книгу… Сюда зайдем!
Мы зашли в кафе, сели за столик, заказали кофе, сок, мороженое. Я выпила кофе, съела мороженое и все продолжала говорить о гениях. И вдруг спросила:
- А ты знаешь, что динозавры вымерли шестьдесят пять миллионов лет назад?
- Нет.
- А до этого жили двести миллионов! Да! Ты представляешь: двести миллионов лет! Какая стабильность условий жизни на планете! Подумаешь: цунами, ураганы, извержения вулканов, землетрясения! Никто не жаловался, никто и не думал о конце света! А человек? Слабый биологический вид! Чуть что – сразу в интернет и хныкать! Как Жан-Жак Руссо…
- Кто?
- Ты не слушай меня, - я сделала страшные глаза. - Я такого наговорю! Ой, я как будто пьяная… Ты мне в сок ничего не подливал? А то знаешь, сейчас такие мужчины пошли. Они не могут признаться, что девушка им нравится, им надо обязательно что-нибудь в кофе подлить! Или в сок! Или в шампанское! – И тут я стала вспоминать, куда еще можно подлить. - В кумыс! В клубнику со сливками! Или в гель для душа! Ты Антарктиду любишь? Там все сверкает под солнцем!
- Хорошо, завтра пойдем в музей. Ты в какой хочешь?
- Э, нет, я тебе свой гель для душа не дам!..

А на следующий день мы с Остапом поехали в Царское Село. Папа часто возил меня сюда, когда я была маленькой. Спасибо императрицам, Елизавете и Екатерине, за драгоценные каменья в ожерелье России! Здесь, в лицее, учился Александр Пушкин.
Я была в солнечном восторге, бегала по аллеям парка, прыгала вокруг Остапа, таскала его за собой сначала сюда, потом туда, потом еще туда-сюда. Мы фотографировались у Екатерининского дворца, возле Эрмитажа и Грота. А потом, с террас галереи Камерона, любовались панорамными видами. И здесь я читала стихи Александра Пушкина. Вот одно из них:

Друзья мои, прекрасен наш союз!
Он, как душа, неразделим и вечен —
Неколебим, свободен и беспечен,
Срастался он под сенью дружных муз.
Куда бы нас ни бросила судьбина
И счастие куда б ни повело,
Всё те же мы: нам целый мир чужбина;
Отечество нам Царское Село!

Я подбежала к лестнице, крикнула Остапу:
- Догоняй!
И тут я увидела гениев: они стояли внизу, у подножия Камероновой галереи, и смотрели на меня, снизу вверх. На какое-то мгновение я замерла. Но это было мгновение: в этот день мне было не до гениев. У меня был план, и я должна была его реализовать. В соответствии с этим планом я, оступившись, скатилась по ступенькам, прямо к ногам не ко времени появившихся гениев и, «стукнувшись» головой, «потеряла сознание»!
Остап сбежал следом за мной, взял меня на руки и понес к автомобилю, на котором мы приехали. И вот здесь случилась первая неожиданность, не предусмотренная планом: прежде чем уложить меня на заднее сиденье, Остап стукнул меня головой о распахнутую дверцу автомобиля. Второй неожиданностью было то, что автомобиль не заводился. Остап вытащил меня из автомобиля, увидел проезжающее мимо такси, поднял руку:
- Такси!
Такси остановилось. И вот тут случилась третья неожиданность: между Остапом и автомобилем вклинилась старушка, открыла дверцу такси, повернулась к Остапу:
- Свое «такси» надо иметь. Уже большой мальчик!
Старушка села в такси, захлопнула дверцу, скомандовала водителю:
- В Смольный!
И скоро я поняла, что мой план был не вполне продуман: в эту поездку мне надо было надеть мотоциклетный шлем, или строительную каску, потому что… были еще неожиданности. Когда к остановке подъехал автобус, Остап стукнул меня головой о его дверцу; расплачиваясь с кондуктором за проезд, он уронил меня и я стукнулась головой о пол, при этом другой рукой Остап все-таки удержал меня за ноги. И я не буду рассказывать о том, что происходило, когда Остап вез меня на электричке, потом спускался со мной в метро, шел по улице, входил в кабину лифта, а потом в свою квартиру. И только здесь, в квартире, он наконец аккуратно, бережно положил меня на просторное ложе.
Я приоткрыла один глаз, осмотрела комнату, и опять закрыла. И задумалась: мне «очнуться» сейчас, или утром? Если утром, у меня будет повод для возмущения: «Да как ты посмел! Да что ты делал со мною ночью?!» Хотя, конечно, лучше сейчас очнуться. И прямо сейчас возмутиться!.. Чтобы он оправдывался, оправдывался, и чтобы к утру точно это сделал!..
Ой! - в комнату вошел Остап, осторожно присел на краешек ложа, приложил намоченное полотенце к моей голове. От внезапного прикосновения я вскочила, очумевшими глазами уставилась на Остапа.
- Где я?! Сколько дней я была без сознания?!
- Час. Или два…
- А что ты со мной сделал?! Воспользовался моей беспомощностью?!
- Ты ушиблась. У тебя голова не болит?
Я стала щупать голову, ойкнула от боли.
- Кто это меня так?
- Ты сама. Крикнула, и упала.
- Вот это упала! Ой, болит! Какая я несчастная…
- Тебя пожалеть?
- Да.
Остап поцеловал меня, нежно.
- А теперь я тебя!
- Что?
- Пожалею… Я поцеловала Остапа. И тут же оказалась в объятиях полубога…

А на следующий день я бежала на работу, по Фурштатской улице, мимо Дворца бракосочетания. И здесь, на бульваре, опять была маленькая толпа: невеста с женихом, окруженные приглашенными на торжество гостями. Невеста повернулась спиной к подругам и бросила букет вверх, за спину. И он буквально упал мне в руки. Я возликовала:
- Уррра! Скоро у нас с Остапом будет свадьба!..
Но подруги невесты, с визгом и с возмущенными воплями, помчались за мной. Не желая упустить свое счастье, я пустилась в бегство. Отчаянная, с криками и угрозами, погоня, была продолжена уже в Таврическом саду. Наконец, загнанная в тупик, я повернулась и кинула букет в сторону преследовательниц.
В результате, на работу я пришла расстроенная. Что я наделала?! Дурная примета! Теперь у нас с Остапом не будет свадьбы! Впрочем, верить в приметы гениям не к лицу. Хотя, с другой стороны, что значит «не к лицу»? Пушкин, например, верил в приметы, увидел перебегающего дорогу зайца, сказал слуге: «Разворачивай!» Поэтому и не попал на Сенатскую площадь, к друзьям-декабристам.

Через несколько дней Остап пригласил меня на футбольный матч. И я согласилась! А вдруг именно там, на стадионе, он мне сделает предложение?
«Болеть» мне понравилось: мы орали, прыгали, и опять орали. А потом как вскочили:
- Го-о-ол!..
Неожиданно, оглянувшись, я увидела на скамейках, позади себя, гениев: они молча смотрели на меня с Остапом. И Маргарет опять смотрела на меня своей странной, беспокоящей меня улыбкой.
Я растерялась. А потом задумалась: «Царское Село, и вот теперь, на стадионе… Ну, конечно, Остап не гений. Он потрясающий мужчина, это да. Но не гений! Значит? Значит, гении узнали, что и я – гений? Уррра-а!..»
Вне себя от радости, от счастья, я расцеловала Остапа. И он обнял меня так, что мои косточки слегка хрустнули…
Однако.
Скоро Маргарет появилась в фитнес-клубе. И у меня возникло нехорошее чувство. Точнее, предчувствие…
Хмуро, исподлобья я наблюдала за тем, как гений Маргарет тренировалась на беговой дорожке. А потом она сменила тренажер: легла на скамью для жима. Остап подал ей штангу. И, выполняя упражнения со штангой, она опять улыбнулась мне своей странной улыбкой. И уже скоро Маргарет с восхищением ощупывала бицепсы Остапа, который с удовольствием демонстрировал их для нее.
А я перевела взгляд на штангу: сколько надо добавить на нее дисков (обрезиненных черных), чтобы, во-первых, я смогла ее поднять, а во-вторых...

От мрачных мыслей меня отвлекала работа на ферме.
В этот день погода была ветреная, неприветливая. Ветер гнал издалека грозовую тучу. А я все равно работала! Работала на комбайне: выкашивала на поле кустики, на стеблях которых росли папины коллекционные марки, потом засеивала поле отобранными семенами, потом поливала грядки новым раствором Формулы.
Позади комбайна, сразу после полива, из земли прорастали новые кустики. А потом вдруг раздался непонятный шум, очень громкий шорох: это происходил стремительный, гипертрофированный рост денежных знаков, банкнот на кустиках. Я соскочила с комбайна, набрала целый букет банкнот. Убежала в лабораторию: рассматривала деньги под микроскопом, проверяла детектором для валют.
Итак, деньги получились. Причем проросли и все степени защиты. Все! Еще день-другой, и человечество будет счастливым! И тут… я вдруг почувствовала… какой-то необычный… и не очень приятный запах…
Я взяла пачку свежих банкнот и принюхалась. Положила одну банкноту на маленькую наковальню и легонько стукнула по ней молотком – раздался резкий, громкий хлопок, как будто удар был произведен по капсюлю!
Ух, ты! Аммиачная селитра используется в качестве удобрения. Но из селитры делают и взрывчатку! Вопрос: что я такое сделала, что у меня банальное удобрение сделало деньги взрывающимися?! А может быть, это не удобрение, просто в Формуле допущена ошибка? Ртуть? Гремучая? Бертолетова соль? Фульминат серебра? Но ведь этого всего не было! Что скажет человечество, которое хочет быть счастливым? А что скажет ФРС?
Но что там с погодой? Какие жуткие звуки за окнами! Я выбежала из лаборатории на поле. Ужас! Сильнейшие, ураганные порывы ветра срывали банкноты с кустов, кружили, вздымали их в воздух и несли в сторону города. Несколько банкнот, несомые ветром, взорвались высоко надо мной, на фоне черной грозовой тучи. Оцепенев, я с ужасом наблюдала за этой апокалипсической картиной…
Боже мой! А если это циклон с антициклоном?! Их же разнесет по странам и континентам! Надо срочно… что-то… надо!
Я убежала обратно в дом, в лабораторию. Изучала в интернете сводку погоды, смотрела видео и разглядывала фотографии со спутников: изображения гигантских спиралей циклонов и антициклонов, вращающихся над землей, направления этих вращений…

Всю ночь я не смыкала глаз. В моем воображении, одна за другой, возникали страшные картины.
Мне представлялось, как ураган несет деньги на запад, в сторону Европы. И деньги взрываются вокруг Эйфелевой башни. Но ураган несет их дальше, через Атлантический океан.
И вот Нью-Йорк! В ночном небе, вокруг статуи Свободы, продолжают взрываться принесенные ураганным ветром банкноты…
Полдень! На головы нищих, сидящих на тротуарах, падают взрывающиеся деньги…
И этих картин было не счесть!
А утром во всех СМИ прошли сообщения: в Санкт-Петербурге – штормовой ветер. Дождь! И я представила, как люди открывают зонтики. Но вместе с потоками дождя падают и деньги. И вместе с грохотом дождя раздаются хлопки и взрывы банкнот, и в некоторых зонтиках образуются дырки и дырочки…
Я уснула…
А когда проснулась, тут же включила телевизор. Все телеканалы передавали новости об одном, но чрезвычайном происшествии. Мои ночные фантазии были подтверждены кадрами телехроник: на влажных после дождя улицах, тротуарах Санкт-Петербурга, на крышах домов и на архитектурных памятниках, всюду лежали деньги. Прохожие подбирали их, набивали карманы, сумки. А на проезжей части, под колесами проезжающих автомобилей, раздавались хлопки – это взрывались банкноты.
У прохожих брали интервью, комментаторы комментировали, и некоторые специалисты, приглашенные на телеканалы, рекомендовали гражданам не спешить: выдержать деньги в укромном, защищенном месте день-другой, а лучше неделю, и только потом приступить к их реализации.
Смешные специалисты! Подержите тигра годик-другой в укромном месте, а потом посмотрите, получится ли из него овечка…
Чуть позже стали поступать новости из стран Европейского Союза. Там тоже были «… осадки… деньги с дождем». И были специалисты, комментировавшие изменение климата на планете…
Прослушав новости, я поехала в город, зашла в кафе. И застыла у дверей. Юноша расплачивался за чашечку кофе: достал из бумажника купюру, положил на стойку бара. Барменша заподозрила неладное, осторожно отступила на шаг назад. Посетители кафе тоже замерли, ожидая, что будет дальше. Юноша оглянулся на посетителей, взял купюру со стойки, внимательно, с обеих сторон, ее рассмотрел, и положил обратно. И тут же раздался оглушительный хлопок, звон бьющегося стекла. Я тихонько, боком выскользнула обратно на улицу. Потому что за собой я тащила чемодан на колесиках, а в чемодане были они… окаянные. Вот бы я расплатилась! Я думала сдать деньги в МЧС: пусть взрывают льды на реках, чтобы не было паводков, или с помощью них регулируют сход лавин с гор. Но так я думала утром, а днем передумала…
И, передумав, я стояла на Литейном мосту, смотрела вниз, на свинцовые воды Невы. А не сбросить ли мне в Неву чемодан? Ой, а вдруг там секретная подводная лодка? Плывет на задание… Или не выдержат опоры моста, если чемодан взорвется… Но даже если опоры выдержат, у меня же не один такой чемодан! И это не считая покрытия европейского континента – от Атлантики до Урала. Да, покрытие неравномерное, статистика еще не собрана, но все же…
Придется везти деньги обратно, на ферму, искать другие способы утилизации…

Когда ты любишь человека, ты имеешь возможность переключиться с научных изысканий, вызывающих тревогу, на чувства, которые тревогу не вызывают. Как это прекрасно!
И в фитнес-клубе я позабыла о своей неудаче, потому что опять любовалась Остапом, когда он занимался на силовых тренажерах. И любовалась, и любовалась. Но у него на плече был наклеен пластырь. И от этого пластыря я не могла отвести взгляд. А нехорошее предчувствие у меня все усиливалось и усиливалось. Интересно, что это у него на плече? Маргарет поцарапала? А, может быть, там… татуировка?
О, если бы люди знали, какое у меня богатое воображение, они бы не наклеивали пластыри на плечи. И вообще никуда бы пластыри не наклеивали! Потому что я вдруг представила Остапа и Маргарет в салоне, где делают татуировки. И там мастер сделал Остапу татуировку на плече: скорпиона. А потом представила Маргарет в квартире у Остапа. Вот Остап снимает рубашку, и Маргарет подходит и обнимает его, и целует в «скорпиончика»… Ну погоди, Маргарет! Погоди, Остап! Ой, а вдруг он вовсе и не Остап?! А вдруг Остап – это Андрий, который изменил родине с полячкой?
И я представила, как ночью, тихонько, чтобы не разбудить Остапа, встаю, достаю из его сумки паспорт, открываю его и под фотографией Остапа вижу крупно начертанное имя: «АНДРИЙ». И в ужасе, чтобы не вскрикнуть, прикрываю ладонью рот…
Ах, вот как?!
И на следующий день я подхожу к Остапу в фитнес-клубе, с приветливой улыбкой и… вдруг срываю пластырь с его плеча. А на плече, под пластырем, оказывается вытатуированное имя: «АНДРИЙ». У Остапа, пойманного с поличным, мелко, из стороны в сторону бегают глаза. Ага, значит, все-таки изменил отчизне с полячкой?! Изменил друзьям? Мне изменил?!
И тут я ему говорю:
- А поворотись-ка, сынку! То есть, тьфу! А поворотись-ка, Андрий!
Остап ко мне поворачивается, бросает штангу наземь, падает передо мной на колени.
- Не убивай меня, Лиза! Я больше не буду изменять отчизне, и друзьям-товарищам!.. Я и тебе не буду изменять! Ни с полячками, ни с другими девушками!
- А с Маргарет?!
- И с Маргарет не буду!
- Ты же знаешь, Андрий: я мзду не беру!
- Знаю. Я больше не буду Андрием! Посмотри на меня! Я возлюбленный твой Остап!..
И я убираю меч в ножны:
- Ну, смотри, Остап. Еще раз станешь Андрием, не сносить тебе головы!..
«А, с другой стороны, - сказала я себе, - хватит себя фантазиями травмировать! Сейчас подойду и узнаю правду!»
Я подошла к Остапу, и неожиданно сорвала с его плеча пластырь. Остап вздрогнул от неожиданности, схватился за плечо.
- Ты что?
- А ну, покажи, что у тебя там?!
- Укус!
- Та-ак… И кто тебя укусил?!
- Ты! Забыла, что ли?
- Я?!
- Ну, да. Ты такая страстная! Просто зверюга!
- Будет врать-то!
- Что, правда, не помнишь?
- А ну, покажи!
Остап убрал ладонь с плеча. А я с интересом рассматривала следы от зубов на плече Остапа.
- Подумаешь: разок куснула!..
- Разок? А здесь!..
Остап оттянул сзади резинку трусов, показал мне пластырь, наклеенный на ягодицу.
- И сюда?!
- Ага…
- Бедненький…
Я отошла в сторону, с вытаращенными от изумления глазами. Ничего себе, какая я… неожиданная! Аристоклюс, наверное, в ужасе – весь перекусанный. Да! Вот от таких, как я, неожиданных, и рождаются цари, жрецы… Гении!.. Все, решено, буду рожать гениев! Гении-дочки будут Остаповны, а гении-сыновья будут Остаповичи… Дело за свадьбой!.. Для верности надо поймать букет!

Кто бы что ни говорил, а суеверия украшают нашу жизнь, делают из нее театр, праздник! Поэтому и охота за букетом тоже превратилась в театр, в спектакль, с обязательными действиями и антрактами.
В первом действии я бежала по Фурштатской улице, мимо Дворца бракосочетания. А здесь, на бульваре, было несколько маленьких групп: невесты с женихами, окруженные приглашенными на торжества гостями. Раздавались радостные голоса, разливалось по бокалам шампанское. В одной из групп невеста повернулась спиной к подругам и бросила букет вверх, за спину. Я опередила подружек невесты: высоко подпрыгнула и поймала букет. Подружки возмутились и, с криками, стали меня преследовать. Настигнутая ими, я неожиданно повернулась и приняла боксерскую стойку. Преследовательницы остановились, и вдруг… тоже приняли боксерские стойки! Я бросила в них букет и удрала…
Во втором действии я опять шла по Фурштадской улице, мимо Дворца бракосочетания. Шла в рыцарских доспехах, с поднятым забралом, громыхая и лязгая металлом. Доспехи мне достались от папы. Нет, он не выращивал их на грядке с помощью Николая Угодника и Флакона. Папа говорил, что он стырил их из музея старинного оружия. Но я ему не поверила.
В этот раз брошенный невестой букет мне не пришлось ловить, он сам попал в меня: ударил в шлем и упал на асфальт. Скрежеща металлическими латами, я пыталась нагнуться и поднять букет, но, неловко качнувшись, грохнулась в доспехах наземь…
Подбежавшие подружки невесты схватили букет и убежали…
И было действие третье. На Фурштатской улице, на бульваре, перед Дворцом бракосочетания, стояло несколько старушек, с умилением наблюдавших за свадебными торжествами и весельем. Среди старушек стояла и я: сгорбленная, с палочкой, нарядившаяся в костюм старухи. Брошенный очередной невестой очередной букет я поймала с неожиданной ловкостью, и тут же замерла, закрывая цветами лицо. Ко мне подбежали запыхавшиеся подруги невесты:
- Бабушка, зачем вам букет?!
- Отдайте!..
Но я отвернулась и медленно, опираясь на палочку, заковыляла прочь. Неожиданно раздалась чарующая мелодия на моем смартфоне. Звонок был важный, я не могла не ответить. Достала смартфон, бодро ответила:
- Да?
И вдруг опомнилась, опять сгорбилась, прибавила шаг, пошла все быстрей и быстрей, испуганно оглянулась на подруг невесты. Разгадав обман, с возмущенными криками, они устремились за мной в погоню…
Отбросив палку, я помчалась по бульвару к Потемкинской улице, и вдруг увидела проезжающий мимо автомобиль Остапа, отчаянно замахала рукой. Остап притормозил у тротуара. Я плюхнулась на переднее сиденье, захлопнула дверцу. Остап сначала ничего не понял, потому что не узнал меня. Потом узнал:
- Воробышек? Ты… почему в таком «наряде»?
Я сняла платок, очки, показала Остапу букет:
- Вот!
- Что это?
- Букет! Кто его поймает, у того будет свадьба! Примета такая!
- Так ты выходишь замуж?
- Да!
- За кого?
- За тебя!
- За меня?!
Я насторожилась:
- А что?
Почувствовав что-то неладное, я оглянулась назад: на заднем сиденье сидела Маргарет, и с улыбкой смотрела на меня.
- А, понятно.
Подружки невесты стучали в окна автомобиля, царапали стекла и двери. Я открыла окно, кинула им букет, самая проворная из них поймала цветы и помчалась прочь, за ней с криками побежали остальные.
Я посмотрела на Остапа:
- Я так и знала…
- Что знала?
- Что ты не Остап!
- А кто же я?
- Андрий!..
Я вышла из автомобиля, захлопнула дверцу. Автомобиль отъехал, и я осталась одна…

А в это время взрывающиеся деньги продолжали размножаться. Я их косила – а они росли! Я их травила – а они все равно росли! Рубли, доллары, евро. И еще какие-то, невиданные деньги… И я не знала, как с ними справиться.
То есть, знала: нужен был нейтрализующий раствор! Или ждать, когда Формула сама выдохнется, спустя несколько урожаев? Но как ждать, если ветер – восточный, западный, северный и южный – разносил их по странам и континентам? Я каждый день по многу раз просматривала сообщения международных новостных агентств. Но все было спокойно, как всегда: в городах, на разных континентах, проходили антиправительственные выступления… И уже никого не интересовал тот факт, что демонстранты подбирали с тротуаров и с проезжей части деньги, сминали их в комки и кидали в полицейских: комки, подобно фейерверку, взрывались разноцветными огнями, с оглушительными хлопками…

Я не хотела терять Остапа (это вам не Аристоклюс какой-нибудь)! Поэтому стала за ним наблюдать. Сначала наблюдала за ним в бинокль, а потом, вдоль основных маршрутов, по которым он передвигался, установила видеокамеры. И вот тогда я обнаружила, что за Остапом ходят гении, повсюду.
Я задумалась: «Значит, там, на стадионе, гении пришли не ко мне, а к Остапу? Что же такого гениального он сделал? Построил дом, посадил дерево, родил сына? Нет, ничего он не построил и не посадил! Но что-то же углядели в нем гении?! Ой, а вдруг они присмотрели его как объект для своих опытов, экспериментов?! Надо предупредить его, а вдруг!..»
Я дождалась, когда Остап вышел из фитнес-клуба, и подбежала к нему:
- Остап!
Он оглянулся, увидел меня:
- Что?
- Ты в опасности!
- Поэтому я должен на тебе жениться?
Неожиданно с разных сторон к нам подбежали люди в черном, надели на нас длинные черные мешки, закинули на заднее сиденье черного автомобиля, захлопнули дверцы. Автомобиль тронулся с места…
Я уже начинала привыкать к таким неожиданностям, а вот для Остапа происшедшее было в новинку. Он спросил:
- Что происходит? Куда нас везут?
- Я же сказала тебе: ты в опасности.
- В опасности? Кто эти люди?
- Это гении.
- Что им надо?
В это время автомобиль сделал крутой поворот: Остап обрушился на меня всем своим весом, прижал к дверце. Я закричала от ужаса:
- Ой, какой ты!.. Не дави на меня так! Ты прекрасный биологический объект для исследований. На тебе будут испытывать сыворотку, или вмонтируют чип.
- Какую сыворотку?
- Сыворотки разные бывают. Бывают сыворотки правды… А еще боевые сыворотки, с помощью которых делают универсальных солдат!
- Не понимаю! Ты о чем?
В это время автомобиль сделал крутой поворот в другую сторону, и теперь я обрушилась на Остапа, перевела дух.
- Ну, вот введут в тебя сыворотку, или вмонтируют чип: ты меня забудешь, начнешь изменять мне с другими. А потом пойдешь в Кремль, и там такое устроишь!..
- Зачем мне идти в Кремль?! Что я там потерял?!
- Ну, во-первых, это архитектурный памятник. И ты, сам того не желая, его повредишь. А во-вторых… С чего ты взял, что ты Остап?
В это время автомобиль опять сделал крутой поворот, и Остап опять обрушился на меня всем весом, прижал к дверце.
- Я Остап! – сказал он.
- Вот и ошибаешься: ты Андрий! Господи, какой ты тяжелый! Вот если бы ты был Остапом, ты бы на меня так не давил…
А потом автомобиль остановился, и нас долго куда-то несли. Но я уже знала, куда, поэтому мне не было страшно.
Наконец, нас поставили на ноги, сдернули мешки. И мы увидели перед собой гениев: они приветливо махали нам руками. Потом гении окружили Остапа, похлопывали его по плечу, а на меня опять не обращали внимания. Но я уже спокойнее осмысливала ситуацию, хныкала не так громко: «Остап гений? Значит, его не для опытов?.. Господи, что в мире делается? Ну, почему Остап гений, а не я?! За что мне такое наказание?!»
Один гений любезно подал мне фотоаппарат. И я фотографировала Остапа в окружении гениев на фоне фонтанов. А потом гении бегали по парку, среди фонтанов, за Остапом. А потом Остап бегал за гениями! Наконец, гении, в разодранных одеждах, прыгнули в фонтан, но Остап не отставал, нырнул следом за ними!..
А я продолжала фотографировать, фотографировать…

Как я и предполагала, состав неудачной Формулы выдохся, спустя несколько урожаев. И я вернулась к старому рецепту папы: использовала универсальную жидкость. Деньги перестали взрываться. Но это были никуда не годные деньги: некоторые виды защиты то прорастали, то не прорастали. Я стала сомневаться в своей гениальности.
Пришлось опять заняться фермерским хозяйством. Я работала в поле на комбайне: опять косила кустики, на стеблях которых, вместо листочков, росли бракованные деньги. Внутри комбайна с помощью пресса из собранных денег отжимался сок, который тут же разливался по бутылкам с надписью: «Сок отборный. Сады Санкт-Петербурга».
Настроение было ни к черту! Была нарушена классическая цепочка: деньги – товар – деньги. Получилось: деньги – деньги – товар, где в качестве последнего звена оказывался сок. Кстати, вкусный: с нотами черной смородины и вишни. Но я-то хотела другую цепочку: деньги – деньги – деньги, чтобы все были счастливы! И тут меня осенило! Я вспомнила папу. Точнее, я вспомнила, что он мне говорил! Николай Угодник – вот кто мне был нужен! Надо было срочно ему помолиться! В церковь! Бежать! Срочно! Боже мой: а я не одета, не причесана! В таком виде перед Николаем Угодником я явиться не могла!..
И я приняла ванну, сделала маникюр, примеряла платья: одно, другое, третье. И не забыла про мамину шляпку, ту самую, украшенную искусственными цветами и фруктами. И при этом я думала, возбужденная:
- Так, о чем я буду молиться? Чтобы Николай Угодник сделал людей счастливыми? Но я этим как раз сама и занимаюсь! Потому что я гений, да! Так что ж мне надо, Господи?! А, понятно! Мне надо, чтобы Николай Угодник просто на меня посмотрел, хоть украдкой, пусть увидит, какая я хорошенькая и… несчастная! Пусть поможет мне, совсем чуть-чуть: мне ведь ничего не надо. Гениальности, любви и счастья – все для людей, все для людей!..

И, в одном из соборов Санкт-Петербурга, я стояла перед иконой Николая Угодника и возносила молитву «Печальной Фермерши». Подняла глаза и неподалеку увидела Сережу. Он тоже смотрел на образ Николая Угодника, крестился и тоже шептал молитву. А потом наши взгляды встретились, и мы долго и странно смотрели друг на друга. И я подумала: «Ничего себе, как быстро! Не успела помолиться, а любовь тут как тут!..»
Мы вышли из собора. И остановились. И опять смотрели друг на друга. И Сережа сказал:
- Я Сережа. А вас как зовут?
- Лиза.
- Пойдем?
- Пойдем.
И мы, взявшись за руки, шли по городу, ничего и никого не замечая вокруг. Нет, кое-что замечали. Вот Сережа остановился перед другим петербургским храмом, и стал креститься и кланяться, креститься и кланяться. То же самое делала и я, то же самое. Прохожие на тротуаре аккуратно обходили нас стороной. А мы опять, взявшись за руки, шли по городу.
- В музей не пойдем, - сказала я.
- Нет.
- И в кафе не пойдем.
- Нет.
- А куда пойдем?
Сережа долго не отвечал. А потом сказал:
- Ко мне пойдем.
И, когда мы пришли к Сереже, у нас были любовь и счастье.
А потом Сережа лежал и смотрел в потолок. И я нежно поцеловала его в плечико:
- Дорогой, ты был великолепен.
А Сережа вдруг отвернулся от меня, закрыл лицо руками и заплакал. Я испугалась:
- Что, Сереженька? Что случилось?
- Кайся, Лиза! Кайся!..
- В чем каяться?
- Мы согрешили!..
- Согрешили? Почему?
- Без венчания! Грех прелюбодеяния! Мы удовлетворили скотскую похоть!
- Ну, уж, скажешь… Я тебя сразу полюбила!
- И я сразу! Молись, Лиза! Пусть Бог простит нам то, что простить невозможно!..
Сережа вскочил с постели, распахнул дверь в соседнюю комнату. И моему изумленному взору открылась удивительная картина: все стены этой комнаты были увешаны иконами, горели свечи и лампады. Сережа бросился на колени перед иконами, начал истово молиться. И я опустилась на колени рядом с ним, и тоже стала креститься и молиться, и из глаз моих потекли слезы.

А утром Сережа сидел на кухне, перед ноутбуком, и просматривал новостные сайты. Я готовила завтрак.
- Нет, ты посмотри, что в мире делается! – сказал Сережа.
- Что?
- Люди про Бога забыли!
- Как ты узнал?
- Я в аналитическом отделе работаю.
- Да, печально… Скажи, а вот ты вчера перед иконой Николая Угодника молился, это ты нечаянно?
- Мои молитвы к Богу всегда обращены!
- И о чем молишься?
- Не скажу!
- А если каждая твоя молитва будет услышана и исполнена, то… это что же будет?
- Ну, и правильно! А иначе, зачем молиться? Праведников – к Богу, остальных – в геенну огненную!
Сережа вдруг поставил на стол глобус, показал на него.
- Смотри! Это ж какая территория не воцерковлена?! Здесь, здесь… И здесь!
Сережа хмуро смотрел на «невоцерковленные территории». А я поставила перед ним чашечку кофе.
- Ну, мне на работу пора. У тебя какие планы?
- Завтра в монастырь поедем.
- Зачем?
- Паломничество совершим. Грех надо замолить!
Лицо Сережи вдруг странно исказилось, и он выдал виртуозный пассаж в стиле православного рока…

А на следующее утро мы ехали в монастырь. Сережа сидел за рулем, увлеченно напевал мелодии из православного рока. А я любовалась видами окружающей природы, слушала Сережу и думала:
- Сейчас замолим грех, а потом… От Сережи у меня буду гении-дочки Сергеевны, а гении-сыновья Сергеевичи. А от Остапа Остаповичей уже не будет. А если бы и были, то оказались бы Андрияновичами. Стоп, а от Аристоклюса кто бы был? Дочки Аристоклюсовны? Сыновья Аристоклюсовичи? Ничего себе шур-мур! Вот бы вляпалась я с детками!..
Осознав, как мне невероятно повезло, я стала подпевать Сереже, включилась в исполнение православного рока.
Наконец, за одним из следующих поворотов показались стены монастыря, над которыми возвышались купола церквей…

И был монастырь. И был храм в монастыре. А в храме том мы с Сережей замаливали грех: стояли на коленях, творили молитвы, крестились и кланялись. По лицу Сережи текли слезы, он говорил:
- Плачу перед образом Господним. Падаю, рыдая горько. Ревность божественного огня меня ожгла. Излил Бог на меня и Лизу чашу гнева своего. Но милостив Господь: наказав, помилует нас, и тишину подаст.
Стала плакать и я, молилась все истовей и истовей: стукнулась лбом о пол (и от этого мне стало еще горше).
Наконец, мы вышли из храма, а на монастырском дворе стояли гении и смотрели в нашу сторону, прямо на меня. Ну, вот, есть же Бог на свете! И откуда они узнали, что я в монастыре грех замаливаю? Признали, наконец, за свою…
А в стороне стояла группа монахов, и они тоже смотрели в нашу сторону. А в группе монахов выделялся старец, с посохом в руках.
Мы вышли за монастырские ворота и пошли к речке, протекающей невдалеке. Я оглянулась: гении следовали за нами, не приближаясь слишком, а монахи из ворот вышли и, посмотрев нам вслед, пошли в другую сторону…

А в речке мы с Сережей купались… голышом! Сережа дрызгался в воде, со счастливым выражением лица наблюдал за сверкающими на солнце брызгами. А потом мы ныряли и выныривали, ныряли и выныривали! И с восторгом прыгали в воде, и еще подпрыгивали.
И Сережа, вынырнув, воскликнул:
- О, священные воды Иордана! Всесвятая Троица, Боже, мира всего Создатель! Поспеши и направь сердце мое!
Вынырнула и я:
- Дитя Сережа, разумеешь, что вся сия внешняя ничто и обман только, тлен и пагуба?
А Сережа опять вынырнул:
- В день Страшного Суда все узнают «Ого!», а до тех пор потерпим.
Я подпрыгнула:
- О, раб Божий, достойный называться Сергием…
- Чаво тебе, дитятко?
- Давай сюда каждый год ездить!
- Давай! Но прежде скажи-ка вот, Лизонька, почему ты мне девственницей не досталась?
И тут я нырнула, от неожиданности. Потому что не знала, что ответить. И долго находилась под водой. Но в последний момент решила отвечать честно, и вынырнула:
- Я с тем и этим блудно жила, и в том виновата! Не знала, что ты есть!
И Сережа моим ответом удовлетворился:
- Проникнись же благодатью, стань открытой для новой жизни!
- Проникаюсь! А венчаться когда?
- Подожди. Надо еще грех замолить.
Сережа нырнул, а я осталась одна, удивленная. Но я дождалась, когда он вынырнет:
- Не замолили еще?
- Ну, что ты! Мало! – ответил Сережа.
- Ой, а мы тут не одни!..
Я увидела гениев: они стояли на берегу и смотрели, как мы купаемся.
- Это кто? – спросил Сережа.
- Гении!
- А что они здесь делают?
- Смотрят, как я купаюсь. Голая!
- Кыш! Кыш отсюда! – Сережа стал махать на гениев руками.
- Они не уйдут!
- И что делать?
- Принеси полотенце!
- Я голый!
- А я совсем-совсем голая!..
Сережа выбежал на берег, быстро надел трусы, схватил полотенце и побежал обратно. Растянув полотенце на вытянутых руках, закрывая им меня от гениев, он медленно выводил меня на берег. А я вдруг оглянулась и увидела монахов. Они стояли на противоположном берегу, над обрывом, и смотрели на меня. А впереди стоял старец, с посохом в руках. От неожиданности я показала им язык, и тут же спохватилась:
- Ой, что это я? А вдруг они ничего такого не имеют в виду? Греховного не имеют! Вдруг они по-дружески мною любуются? Николая Угодника ради!
Я опять оглянулась в сторону старцев, приветливо помахала им рукой. Но монахи, переглянувшись, пошли прочь, исчезли за срезом обрыва…
Я забрала у Сережи полотенце, завернулась в него, вышла на берег и гордо, тряхнув мокрыми волосами, посмотрела на гениев. Но гении не смотрели на меня, они смотрели на Сережу. Я перевела удивленный взгляд на Сережу, и опять на гениев, и опять на Сережу.
- Да, что ж за напасть такая! Стоит мне влюбиться в парня, он тут же оказывается гением! Это уже что-то запредельное! За рамками приличий!
Мы с Сережей поднялись по тропинке на обрыв, пошли к монастырю. А гении неотступно следовали за нами. Я иногда оглядывалась на них, в глубокой задумчивости.
- Сережа гений? И в чем его гениальность? Ах, да, он же работает в аналитическом отделе! Исследует количество верующих и неверующих? Ой, не только: наверное, и качество тоже? Ой, он, наверное, не просто гений: он религиозный реформатор! Тяжела судьба реформаторов: то их на костер, то на дыбу, то анафеме! Нет, тут что-то не так! Он, наверное, просто святой, поэтому и гений! Как лучик божественного света, пролился на землю. Ладно, пусть я не гений, но хоть в одном мне повезло: от святого буду рожать святых дочек и сыновей. Ангелов!
Я нежно поцеловала Сережу и, склонив голову ему на плечо, продолжала идти рядышком с ним, с блаженной улыбкой…

Мы пришли на стоянку автомобилей. А здесь уже была группа монахов и старец с посохом, и все смотрели нас. Я в первый момент испугалась, думала, они меня укорять начнут за то, что я голая купаюсь… с мужчиной! И, как бы в подтверждение моих страхов, старец вдруг выступил вперед, и сказал, глядя на меня строго:
- Благословляем тебя, Лиза, на ратный подвиг!
И тут я совсем перепугалась. Пришло на память: «Неладно что-то в Датском королевстве…» Какая рать?! Какой подвиг?! Коня на скаку, в горящую избу – да! Грузить компьютеры бочками, шпалы класть для железной дороги – тоже да! Но надевать шелом, брать в руки меч и что-то делать нехорошее с заблудшими овцами? Увольте! Я за мир во всем мире! Мне еще ангелов рожать!
Сережа сел за руль, и мы стали выезжать со стоянки. А монахи продолжали благословлять нас крестным знамением, и низко кланялись.
- Что это они? – спросила я Сережу.
- Грех внебрачного соития мы замолили. Знаки нам подают!
И тут мне стало легко и радостно: вот в чем смысл ратного подвига!
- Сереженька, закрой окошко! Простудишься! После купанья!
- А я молитву знаю от простуды!
- Закрой окошко, и молись!
И вдруг Сережа мне пропел, в стиле православного рока:
- А я молитву знаю от бактерий! И от других злодеев знаю! Молюсь за полный бак бензина!
И я ему пропела, в том же стиле. А он – мне! А я – ему! И так мы некоторое время пели-переговаривались. А потом мы замолчали и я задремала. И мне приснилось, что я кладу шпалы, где-то в Тибете…

То, чего я боялась, то и случилось – Сережа простудился, заболел. Теперь он лежал дома, в постели. А я за ним ухаживала. А еще он бредил, и не отпускал меня от себя.
- Лиза, Лизонька! – звал меня Сережа.
- Что, дорогой?
- Что это, ангелы поют? Пора! Возьми меня за руку! Возьми крепко, не отпускай! Вот и не удалось наше счастье!
- Почему не удалось? У тебя температура высокая. Скоро здоровый будешь.
- Да! Да… Горячо мне… Горячо! Пойдем, Лиза, пойдем! Возьмем евангелия, пойдем по миру, понесем слово Божье! Дай глобус, надо отметить маршрут.
- Пей молоко с медом! Вот таблетки, которые доктор прописал.
- Не надо доктора. Я здоров! Дух мой просветлен. Я уже вижу, как мы идем по пустыне, с молитвами. Отдай молоко с медом нищим! Но сначала дай евангелие!
Я потрогала лоб Сережи:
- Ой, голова горячая!
- Дай же глобус мне, Елизавета! Много на планете зверей диких, и людей таких же. Надо проповедовать!
- Держи глобус, не урони! А мне на работу пора!
Я бегала по комнатам, забегала и в ванную, и на кухню, и везде раскладывала деньги, выращенные мною на грядках. И приговаривала:
- Сережа, я тебе деньги кладу: туда, туда и сюда, чтобы везде нашел, стоит руку протянуть. На расход не смотри: будет мало, еще грядки вскопаю!
- Денежки? Откуда?! А дай мне их сразу все!
- Нет. Спи! Потом найдешь, по чуть-чуть…
- А если сразу много денежек, так я сразу и поправлюсь! Это ж сколько церквей построить можно! Лампадного масла купить! Весь мир осанну петь будет…
- Купишь, Сереженька, купишь! Но сначала поспи…
- А ты куда, в пустыню?
- Нет, на работу. Я ненадолго!
Я выбежала в прихожую, захлопнула за собой дверь…

А через несколько часов Сережа ворвался в фитнес-клуб. У него были красные от простуды и лихорадки глаза, и пиджак был надет на голое тело. А в руках у него было ведерко с водой, и большая малярная кисть. И этой кистью, смоченной в ведерке, он окроплял народ в фитнес-клубе, направо и налево. И проповедовал:
- Был я в монастыре, у старцев грехи замаливал. Посветлела душа моя. А когда прибрел я в Петербург, дьявол наслал на меня бурю. И тут же одолели меня болезни, беды адские: познал я скорбь. Ужаснулся дух мой во мне. Ой, горе, горе: везде от дьявола житья нет. Возопил: «Господи, укроти его и возьми в плен, сам знаешь как!» И во время молитвы голос мне был: «Время пришло собирать жатву, а дурному зерну пострадать!»
А я уже со всех ног бежала к нему:
- Сережа, у тебя же постельный режим! Температура!
- А денежка почто хлопок делает? – откликнулся Сережа, глядя куда-то поверх меня. – Была денежка, и нет ее! Дьявольский соблазн! Господи, отведи обольщение! Обещаю, что Лизу непотребную иметь боле не буду, почто она мне?
И тут я поняла, что не из той пачки деньги дала, а дала ему деньги, которые взрывались, и ужаснулась! И вдруг увидела след от укуса на обнаженной груди Сережи. Показала на него:
- Что это? Откуда?
- Так это ж ты, зверюга!
- Я?!
- Я тебя унимал от блуда, милая! Что ж ты яд не отрыгнула?
- Какой яд?!
- Что ж ты не вопишь, не лаешь, не блеешь и не кусаешь?! Разве не юркнул в тебя бес?! Запрещаю тебе, бес, именем Господним, Лизоньку мучить, которая денежке бесстыдно хлопок делает! Пади, Лизонька, предо мною: я тебя святой водой обрызгаю и прощу. Иди в монастырь!
Я оглянулась вокруг:
- Скорую! Вызовите кто-нибудь!
И некоторые юноши и девушки, оставив тренажеры, хотели помочь, взяли мобильные телефоны. Но Сережа погнался за ними с малярной кистью, стал брызгать на них:
- Духом антихристовым ужалились! Отовсюду воняете, от грехов: и душой, и телом. Спаси, Господи, души провонявшихся!
А за двумя девушками особо погнался:
- Ой, бабы бесноватые! Станьте разумны и здравы! Бес не боится автомата Калашникова, а боится он креста Христова, да воды святой!
И тут у Сережи вода в ведерке кончилась. Он подбежал к бассейну, зачерпнул воды. Я пыталась его остановить:
- Сережа, в бассейне простая вода!
- Я туда плюнул! Теперь святая!
И в это время перед Сережей приземлилась девушка на аэротренажере. Он тут же окропил ее:
- Изыди, сатана!
Девушка отстегнула ремни тренажера и убежала. Сережа посмотрел вверх, на порхающих вверху юношей и девушек. Подозвал инструктора, стоявшего рядом:
- А ну, пристегни соблазн! Я сверху кропить буду!
Инструктор защелкнул пряжки ремней на Сереже, шлепнул его по заднице:
- Вперед!
Сережа с воплем взмыл по купол. А я с отчаянием смотрела ему вслед, и кричала:
- Сережа, тебе нельзя, ты больной!
- Псориаз? – спросил инструктор.
- Нет.
- Птичий грипп?
- Нет!
- Бубонная чума?
- Да нет же, нет: обыкновенное ОРВИ!!!
Я подбежала к свободному аэротренажеру, защелкнула пряжки ремней, взмыла под купол.
Сережа сверху кропил всех, кто внизу. И кричал:
- Невозможно соблазнам не прийти, но горе тому, чрез которого придет соблазн!
Я пыталась его поймать:
- Осторожно, ты не умеешь управлять!
А Сережа ускользнул от меня, и продолжал кропить:
- Повелением Господа нашего отгоню от вас бесов! Святой водой покроплю, вот так, и еще вот так!
Ситуацию спасла Ксения, инструктор по стрельбе: она стала стрелять из пневматического пистолета в тренажер, на котором летал Сережа, точнее, в кнопки, которыми тренажер управлялся. Наконец, пуля попала в нужную кнопку. Ремни расстегнулись, и тренажер, двигаясь по инерции, выбросил Сережу в сторону громадного окна. Разбив стекло, Сережа вылетел на улицу.
Перепуганная, я подлетела к окну и увидела Сережу, поднимающегося с асфальта, а рядом с ним стояла… Маргарет! Она была в наглухо повязанном платке, как у женщины, собравшейся на богомолье. Маргарет пристально смотрела на меня, помогла Сереже подняться, взяв его под руку, стала уводить его прочь. Сережа, прихрамывая, оглянулся в сторону фитнес-клуба, увидел меня, погрозил кулаком…

Из фитнес-клуба меня уволили: за Сережу, за учиненный погром. В моей жизни, впервые, настала черная полоса: без шуток, без любви, без гениальности.
Я опять пошла в храм, молча смотрела на икону Николая Угодника. «Что делать? Как быть?» - вздохнула я. Но Николай Угодник тоже молчал…
Только я подняла руку, чтобы перекреститься, и вдруг заметила Сережу, который тоже меня вдруг заметил. Перекрестившись перед иконами, мы медленно пошли к выходу, бросая друг на друга косые взгляды. И выйдя из храма, мы остановились и немного поговорили, стараясь не смотреть друг на друга.
- Вылечился? – спросила я.
- Да.
- Таблетки пил?
- Молился.
- А меня из клуба уволили.
- И поделом.
- Из-за тебя!
- А нечего пупки друг перед другом оголять!
- Дурак ты, Сережа.
- Вот на Страшном Суде и узнаем, кто дурак.
Неожиданно с разных сторон к нам подбежали люди в черном, надели на нас длинные черные мешки, закинули на заднее сиденье черного автомобиля, захлопнули дверцы. Автомобиль тронулся с места…
Я уже знала, куда мы едем. А вот Сережа не знал, поэтому испугался.
- Что это, Лиза?! Сними с меня эту гадость!
- Не могу, я сама в «гадости»!
- А зачем?! Кто эти люди?!
- Гении!
- Какие гении?!
- Помнишь, мы в речке купались? Это они и есть!
- А что им надо?!
- Ты!
- Зачем?!
- Ты тоже гений!
- Я?! С чего вдруг?!
- Ну, не знаю… Может быть, ты кубики в шарики превращаешь. А, может, ты религиозный реформатор. Ну, или, в крайнем случае – гениальный святой!
- А я кубики не люблю: через них дьявол улавливает. А вот святой, да. Это мне близко!
В это время автомобиль сделал крутой поворот: Сережа упал на меня, придавил к дверце.
- Ой!
- Что это? Бедра твои?!
- Да! Не дави так сильно!
- А я и не хочу давить! Это ж такой соблазн, тьфу! А это что, грудь?!
- Да!
- Боже мой! Опять соблазн! Опять тьфу!..
В это время автомобиль сделал крутой поворот в другую сторону, и теперь я упала на Сережу.
- Сережа, это бедра твои?
- А ты уже пакость замыслила?!
- Какой ты противный! Меня сейчас стошнит от тебя! И от твоих мыслей!
- Что-о-о?! Как со святыми разговариваешь?!
Наконец автомобиль остановился, и нас долго несли. Потом поставили на ноги, сдернули мешки. И мы увидели перед собой гениев: они окружили Сережу, похлопывали его по плечу. Потом я фотографировала гениев на фоне фонтанов. Да, и Сережа гений! Кто бы сомневался? А мне уже как-то все равно, я уже ничему не удивляюсь… Ой, вспомнила! Папа говорил: «Свойство великих людей – ничему не удивляться.» Ладно, пусть я не гений. Зато я великая, потому что ничему не удивляюсь. Лиза Великая! Великая Элоиз! Или Элизабет?
Потом гении бегали по парку, среди фонтанов, за Сережей. И Сережа, перекрестившись, нырнул в фонтан, а гении нырнули следом за ним!..
А я продолжала фотографировать, фотографировать…

А через несколько дней я познакомилась с Феликсом, барменом. В баре и познакомилась! Немногословный. Я говорила, он слушал. Я опять говорила, а он опять слушал. И даже довез меня до дома. До своего дома! И опять слушал. А дома у него тоже коктейли были, и я пила тот, который был голубого цвета. И говорила:
- Очень трудно сделать человечество счастливым. Потому что деньги бывают устойчивые и неустойчивые, а бывают очень неустойчивые. Для их выращивания крайне сложно подобрать ингредиенты. То есть, можно, конечно, поливать грядки универсальной жидкостью, но там возникает столько побочных эффектов, что о-ё-ёй! Ты что, мне не веришь? Смотри! Вот это – очень неустойчивые деньги…
Я встала, достала из бумажника денежку, положила ее на стеклянную поверхность столика.
- Дай молоток! Или что-нибудь твердое…
Феликс сходил за молотком. Я ударила по банкноте, ожидая взрыва, но взрыва не произошло. Зато стеклянная столешница столика со звоном и грохотом разлетелась на осколки, бутылка и стаканы попадали на пол. А я с удивлением села на место.
- Ой, опять пачки перепутала. Или у меня неустойчивые деньги кончились?
Феликс подмел осколки столешницы, поставил перед нами элегантный табурет, в стиле hi-tech, на табурет поставил чистые стаканы, открыл новую бутылку, налил желтую жидкость. Я взяла стакан, залюбовалась цветом жидкости.
- Желтенькая? А до этого голубая была? А если желтенькую смешиваем с голубенькой, значит, там, - я положила руку себе на живот, - сейчас будет… зелененькое!
Я сделала глоток желтенького, и опять продолжила – про счастье человечества:
- То есть, если я говорю «трудно», это не значит, что это невозможно. А трудно лишь потому, что я одна делаю людей счастливыми. Одна! И никто не может мне помочь. Даже гении! Вот ты готов мне помочь? Ага, и ты не можешь!..
Я сделала еще глоток желтенького.
- Стоп! Мне послышалось или нет? Тебя зовут Андрий?! Нет?
Феликс молча смотрел на меня красивыми глазами. А я неожиданно схватила его за ворот рубашки, притянула к себе.
- Ты – гений?! В глаза мне смотреть!
Феликс молчал.
- Ага, религиозный реформатор! Попался!
Феликс опять молчал. - Я так и знала! Меня не обманешь!
А Феликс смотрел на меня красивыми глазами, и продолжал молчать. В этом была интрига! Я тоже решила молчать, и тоже решила смотреть на него своими красивыми глазами. Я отпустила его воротник и налила себе еще желтенького. И, глядя на Феликса своими красивыми глазами и таинственно улыбаясь, подумала:
- Наконец-то! Простой парень, без претензий. В нашей семье я одна буду гением, а Феликс будет смешивать жидкости, но в основном – нянчиться с нашими детьми…

А после свидания с Феликсом я опять была в лаборатории, ела мороженое. Смотрела на кипящие жидкости в ретортах, стоящих на спиртовках. Через дверной проем поглядывала и на грядки в оранжерее, на которых росли экспериментальные деньги.
- Какого-то «чуть-чуть» не хватает для Формулы, чего-то чрезвычайно важного… - думала я. - Стоп! Папа перед смертью хотел купить мороженое! Зачем? Может, в моей Формуле не хватает… мороженого?! Так надо добавить… чайную ложечку!
Я добавила мороженое в одну из реторт, стоящих на спиртовках, и размешала. А потом сидела и смотрела на булькающую в реторте жидкость. И сомневалась:
- Нет, что-то я неправильно делаю… Что-то не так… Какое-то оно смертельное, это мороженое. От него папа погиб. Ага… Значит, теперь и я… погибну?!
Я вскочила и под ногами скрипнули половицы. И я тут же застыла, с ужасом глядя себе под ноги.
- А раньше здесь половицы скрипели?! Сейчас как провалюсь под пол!.. Никто и не узнает, что люди себе руки-ноги из-за мороженого ломают! Когда я в последний раз его ела? С Остапом, в кафе. Нет, у Феликса в баре тоже ела. Значит, не смертельно?
Я облегченно вздохнула. Сняла со спиртовки реторту, вышла во двор, и вылила содержимое реторты в бак с водой, установленный на комбайне, для полива полей и огородов. Села в комбайн, выехала в поле, и стала поливать грядки. И позади комбайна из земли стали стремительно прорастать кустики с деньгами. А я продолжала думать о мороженом.
- Хотя, если рассуждать логически, каждое съеденное мороженое приближает нас к смерти! Все ближе и ближе! Что же теперь, вообще не есть мороженое? Да как же можно его не есть?! А папа мороженое не любил… А чтобы не любить что-то, надо это попробовать! Значит, папа пробовал! А это значит, есть люди, которые мороженое не пробовали и, следовательно, они бессмертны. А так как ни один случай бессмертия не известен, значит, все мороженое пробуют, хоть раз в жизни. Или какой-то ингредиент, очень важный, от употребления которого мы и утрачиваем бессмертие… Уф-ф!.. Надо собрать статистику по регионам, странам и континентам…
Полив грядки, я вернулась в лабораторию. И там, за столом, положив голову на руки, заснула. Мне снились ураганы и ветры. И именно в это самое время неожиданно поднявшийся сильный ветер сорвал с грядок свежие деньги и унес их в сторону города…

А на следующий день я опять была в храме Санкт-Петербурга, и опять молилась Николаю Угоднику:
- Николай Угодник! Я прошу тебя, я очень-очень-очень прошу, помоги мне: сделай всех людей счастливыми! И, пожалуйста, намекни Феликсу, пусть он мне сделает предложение, я очень хочу свадьбу. Аминь!
Я вышла из собора, и вдруг… увидела летающие в воздухе банкноты, и увидела счастливых людей, подбирающих с тротуаров, с мостовых, с газонов деньги.
- Получилось!!! Спасибо, Николай Угодник! Скоро у меня будет свадьба!
Светило солнце, дул ветерок, в тон солнечной погоде шли по тротуару и пешеходы – такие же солнечные, счастливые…
Я вышла к перекрестку, а здесь хлопотали две добродушные старушки – они подбирали с асфальта тысячерублевки, аккуратно складывали их в пачечки, радостно переговаривались. И одна старушка говорила:
- Хороший урожай!
А другая старушка ей отвечала:
- Да. Не сравнить с прошлым разом: все сотенные да сотенные, редко когда пятьсот было. Да еще и хлопок делали!..
А вдоль Лебяжьей канавки шел старичок. В руках у него была лыжная палка, к концу которой привязано шильце. Он шел вдоль газона, и накалывал, накалывал на шильце тысячерублевочки. Иногда палочку поднимал, снимал с шильца наколотые денежки, и складывал их в сумку.
А на Марсовом поле играли дети, бегали за летающими денежками. Дети играли и в Михайловском саду! Один малыш держал тысячерублевочку обеими руками, зачерпывал ею песок и ссыпал его в ведерко. К нему подошла мама, с собранными в подол платья денежками, и вытряхнула их перед ним на песок. Малыш засмеялся, схватил ручками несколько денежек и, играя, стал рвать их своими зубками: рвал и рычал, рвал и рычал – изображал саблезубого тигра…
А в Неве отражались небо и солнышко, и по невской воде плыли денежки. А на набережной Невы, напротив Академии художеств, между двух сфинксов, какой-то рыболов, отложив в сторону удилище, зачерпывал денежку сачком, одну за другой, одну за другой…
А дворники подметали, подметали денежки и складывали их, складывали в черные пластиковые мешки…

На Невском проспекте я зашла в кафе, в котором работал Феликс, прошла к барной стойке:
- Привет!
Феликс кивнул. К стойке подошел посетитель:
- Кофе. Эспрессо!
- И мне! – сказала я.
Посетитель вытряхнул из сумки на стойку кучку тысячерублевых купюр.
Феликс поставил на стойку две чашечки кофе, посетитель взял свое кофе и направился к свободному столику.
Феликс его окликнул:
- Сдачу возьмите!
Но посетитель даже не оглянулся:
- Не надо! Оставьте себе…
Феликс с грустным видом смел щеткой со стойки деньги в корзину для мусора. А я взяла свою чашечку, сделала из нее глоток, оглянулась вокруг и вдруг, поперхнувшись кофе, закашлялась: за несколькими столиками в кафе сидели гении. Они о чем-то разговаривали, рисовали на салфетках схемы, писали формулы. Вдруг, как по команде, смолкли и посмотрели на Феликса…
Я, в оцепенении, не отрывая взгляда от гениев, поставила чашечку обратно на стойку.
- Ой!.. Как-то это опять… неожиданно! – Подумала я. – Феликс, наверное, состоит в переписке с лауреатами Нобелевской премии, обсуждает с ними объединенную теорию слабых и электромагнитных взаимодействий между элементарными частицами. И поэтому гении смотрят на Феликса, а на меня не смотрят. Ну, то есть, совсем не замечают, ни капельки! В конце концов, свадьбы же еще нет!.. Имею же я право на внимание со стороны гениев?!
Я перевела взгляд на Феликса, попыталась разглядеть в нем то, что увидели в нем гении.
- А, может, Феликс художник? Гениальный! Еще бы, здесь столько света, стекла, а сколько разноцветных жидкостей! Янтарные, прозрачные, черные, синие, зеленые, красные, есть и молочные! Да, в ту ночь, когда мы остались вдвоем, Феликс предложил мне зеленый… Или синий? Точно: Феликс гениальный художник! Как я сразу не догадалась? А, если Феликс гений, значит… скоро появится Маргарет! Или она уже здесь?
Я еще раз оглянулась в сторону гениев, и увидела Маргарет, которая смотрела на меня с чарующей улыбкой.
- Так. Кажется, в нашей семье гением будет Феликс, а я буду нянчиться с детьми. Впрочем, и семьи не будет: не успеем… Что же делать? Не выйдешь же на площадь, не закричишь: «Это я гений! А вы все никудышники!..» А, может, выйти и закричать?
И вдруг у меня навернулись слезы на глазах. Неожиданно я шагнула в сторону гениев и закричала:
- Это я гений! А вы… А он… А они… Вы гадкие! Гадкие!!
Гении, после паузы, вдруг встали и стали мне аплодировать. А я растерянно смотрела на них. Ко мне подошла Маргарет, и с улыбкой положила руку мне на плечо.
- Мы ждем тебя! – сказала она.

Был яркий солнечный день. Я ехала в автомобиле. На коленях я бережно держала поднос, на котором, в горшочке, стоял кустик с тысячерублевыми банкнотами. Кустик был накрыт стеклянным колпаком, а сверху накрыт еще ярким платком.
Автомобиль подвез меня к зданию, в парадном зале которого собрались ожидающие меня гении. Водитель открыл дверь: я вышла из автомобиля, и стала подниматься по ступенькам к парадному входу. И здесь же, на ступеньках, стояли много людей: они аплодировали мне. Вся в солнечных брызгах света, я сияла от счастья.
А в холле здания было тоже оживленно и радостно. Меня тут же обступили фотографы. Я поставила поднос на столик, позировала им и так и этак. И вдруг мне почудилось, что кто-то что-то сделал с растением, укрытым под колпаком. Почудилось или нет? Тень тревоги легла на мое чело. И больше я не упускала из виду свою драгоценность.
Наконец, раздался гонг. Двери распахнулись, и я вошла в зал, заполненный гениями, держа перед собой на подносе плодоносящее растение. Под оглушительные аплодисменты гениев я прошла в центр зала, поставила поднос на приготовленное возвышение, сняла с колпака платок, а потом сняла и сам колпак.
Зал мгновенно заполнился невыносимой вонью; вместо кустика с банкнотами под колпаком оказалось мертвое, искореженное растение, сплошь покрытое коричневой слизью. Из-под колпака вылетели полчища синих жирных мух.
Все, зажав носы, с криками побежали прочь из зала! В дверях была давка! Я закрыла ладонью нос и рот, стараясь не дышать гадостью. Из последних сил, преодолев отвращение, накрыла стеклянным колпаком мерзкое, вонючее растение. Упала в обморок…

Очнулась я в больнице, на койке, вся перебинтованная. Смотрела в потолок и думала:
- Ничего не понимаю. Ошибки быть не могло! Откуда эта вонь? Мухи!..
Дверь в палату открылась, и на пороге встала Маргарет. Она посмотрела на меня, укоризненно покачала головой и… закрыла дверь.
- Все! – подумала я. – Гением мне не быть: ни при жизни, ни посмертно. Теперь я понимаю, почему за столько тысячелетий человечество никто не сумел сделать счастливым – это ж какая вонь! Нет, надо пойти, проверить грядки: что-то тут не так…
Я с трудом спустила ноги на пол, и только тут обнаружила, что ноги мои были не только забинтованы.
- Ничего себе, гипс?! У меня что, переломы? Непохоже. Наверное, неправильно диагноз поставили. Так мне и надо: негениальную больную лечат негениальные врачи…
С трудом переступая на прямых ногах, я вышла из палаты. Мне срочно нужен был Феликс, с молотком! Чтобы разбить гипс…

В результате гипс я сняла сама. И с грядками было все в порядке: на кустиках распускались свежие, бодрые денежки. А вот Феликс был какой-то не такой: я пришла к нему в бар и сразу обратила внимание на свежие царапины, которые были у него на подбородке и на щеке. Все стало понятно, как только он сказал мне, что между нами все кончено, потому что он – гений! И даже показал фотографии, сделанные в Петергофе.
- Что ж это получается?! Гении меня даже в качестве фотографа не пригласили?!
Я рассматривала фотографии. Потом бросила их на стойку, резко повернулась и пошла к выходу, покатила за собой чемодан на колесиках. Вышла из бара, остановила такси. А заднее сидение такси чуть не до крыши было завалено деньгами. Водитель такси показал на мой чемодан:
- Это ваш багаж?
- Нет. Это мой кошелек!
Водитель в ужасе захлопнул дверь, в панике отъехал от тротуара.
Я вернулась в бар, обратилась за помощью к молодому человеку:
- Помогите!
Вместе с юношей я подняла чемодан на барную стойку, открыла его и вывалила его содержимое, деньги, к ногам Феликса. Отбросила пустой чемодан в сторону, вышла из бара…

На следующий день, утром, перед зеркалом, я приводила себя в порядок, подкрашивала кисточкой ресницы. На полке у зеркала сидел игрушечный медвежонок, мне его Феликс подарил. Вот я и думала, как отомстить Феликсу. А потом решила, что мстить не буду, а просто верну ему медвежонка. А потом решила вернуть ему… нет, не подарок… а денежный эквивалент за него! А за кисточку для ресниц я ему ничего не должна, потому что я ее сама покупала!..
Сказано – сделано! Я подъехала на самосвале к бару, где работал Феликс, включила подъемный механизм кузова и свалила к дверям бара несколько тонн банкнот – «денежный эквивалент за подарок». А Феликс через стеклянную дверь с грустью смотрел на груду денег на тротуаре. А разгневанные дворники в оранжевых жилетах что-то кричали мне вслед, а один даже пытался догнать самосвал…
А потом я решила и за кисточку для ресниц вернуть ему денежный эквивалент! Ничего, что я сама ее покупала! Я не жадная! Пусть пользуется!..
И я опять села за руль самосвала. Опять включила подъемный механизм кузова и свалила к дверям бара еще несколько тонн денег, рядом с только что наваленной кучей. И рассвирепевшие дворники бежали за мной, вслед за самосвалом. А Феликс через стеклянную дверь все с той же с грустью смотрел на добавленную груду денег на тротуаре…

Я вернулась в лабораторию. И опять в оранжерее поливала растения из пипетки специальным раствором. А потом сорвала с кустиков несколько банкнот и изучала их под микроскопом. Рядом, на столе, среди лабораторной посуды, сидел медвежонок, с которым я так и не смогла расстаться. Я смотрела на него, и мне было очень грустно.
- Вот так вот, стараешься для людей, молишься Николаю Угоднику за всеобщее счастье, а своего счастья не находишь. Может быть, пересмотреть стратегию? Выращивать коллекционные монеты и банкноты? Акции ведущих мировых компаний? Все-таки, грядок меньше, зато товар эксклюзивный…
Я не заметила, как заснула. И мне приснилось поле, на котором я выращивала деньги. Была ночь, и светила луна. А на поле стояли монахи из монастыря. И впереди монахов стоял старец с посохом, который благословлял меня на ратный подвиг. И было ветрено и тревожно…
Я проснулась от звука стукнувшей двери. Увидела вошедшую в лабораторию Маргарет.
- Маргарет? Вы… А как вы узнали?
- Я всегда знала.
- А, ну, да… Конечно! Чай, кофе, виски? Пармезан?
- Пармезан. А ты молодец: валютный фонтан устроила? Хочешь сделать человечество счастливым?
- Да!
- Похвально! Но, с другой стороны, счастливое человечество – это никому не нужное человечество.
- Я тоже об этом думала, - соврала я.
- Да! Это как в селекции: всегда есть предельное совершенство, а дальше… надо становиться чем-то другим, и это другое пусть достигает следующего уровня совершенства.
- Верно!
- Но совершенство достигается через преодоление невероятных трудностей!
- Да! Вы гений, Маргарет!
- Ты тоже гений! Немножко трудностей тебе не помешает…
Маргарет подошла к грядкам в оранжерее, и стала прыскать на них из аэрозольного баллончика. И кустики мгновенно увядали и корчились, покрывались коричневой слизью. И тут же, неведомо откуда, появились мухи. Я с ужасом наблюдала за происходящим. Вдруг подбежала к Маргарет, схватила ее за руку, в которой та держала баллончик:
- Прекратите!
Маргарет с неожиданной силой отбросила меня в сторону. Я схватила лопату и черенком, что есть силы, ударила ее. Маргарет оглянулась, и неожиданно ее глаза превратились в глаза какой-то космической твари, осьминога, а из разных частей тела стали прорастать щупальца. Я побежала прочь от нее. А Маргарет меня догнала, схватила щупальцами и швырнула об стену.
Вдруг двери распахнулись и на пороге, один за другим, появились Аристоклюс, Остап, Сережа и Феликс. Я бросилась к ним, спряталась за их спинами.
- Ребята, помогите! Остап, миленький, уничтожь эту уродину!
Ребята сомкнули ряд, заслонили меня от Маргарет. Осьминог Маргарет застыла перед ними, и вдруг сделала хищный выпад в сторону ребят. Аристоклюс, Остап, Сережа и Феликс тут же тут же повернулись ко мне и грозно зашипели: у них были такие же осьминожьи глаза, как и у Маргарет. Я в ужасе попятилась от них. И в это время, оттолкнув меня, в дом ворвался Карл и, в одно мгновение, расстрелял из пистолета моих бывших любовников. Сраженные, они упали, но тут же, с шипением, стали прорастать щупальцами. Карл громко скомандовал мне:
- Оружие, быстро!
Я побежала к стене, обвешанной сделанными на принтере иконами Николая Чудотворца. Перекрестилась на бегу:
- Николай Угодник, помоги!!!
Глаза у Николаев Угодников вдруг ожили, стена неожиданно раскрылась, и за ней обнаружилось помещение, заполненное белым дымом. Я вбежала в помещение, дым рассеялся, и теперь стало ясно, что это оружейная комната: на стенах было развешено оружие для битвы с космическими тварями. Я взяла бластер, прихватила такой же и для Карла. Вместе с ним мы повели отчаянный бой с космическими монстрами.
Осьминог Маргарет трансформировалась в еще более жуткое чудовище, выросла до таких размеров, что проломила крышу. Мы измучились, одолевая этого монстра. Наконец, под перекрестным огнем из бластеров, Маргарет с воем и рычанием превратилась в слякоть, в лужу, в которой лопались пузыри.
И тут же нас окружили осьминоги Остап, Аристоклюс, Сережа и Феликс.
Остап был хорош – это был атлетически сложенный осьминог! Аристоклюс не утратил интеллектуального превосходства: он рассматривал нас с Карлом в бинокль, который держал то одним, то двумя, то тремя щупальцами. Осьминожьи глаза Феликса были переполнены какой-то неземной красотой; при этом он тихо, почти нежно, шипел.
С ними мы справились относительно легко. Но самым противным оказался Сережа! Только тот, кто сражался с «религиозными реформаторами», может меня понять…
Осьминог Сережа, увидев, что остался один, издал свирепый рев. Схватил меня и распахнул пасть, чтобы проглотить. А у Карла заряды в бластере кончились, и он вдруг схватил папин альбом с коллекционными марками и показал ему:
- У тебя такого нет! Смотри!
Сережа тут же щупальцем выхватил у Карла альбом и проглотил его. А потом схватил меня и Карла, и тоже проглотил.
Мы упали на дно какой-то емкости, рядом с альбомом для марок. Сверху свисали вздрагивающие, с какими-то прожилками или сосудами, мешки, в которых что-то булькало. Мешки светились изнутри, и это свечение становилось все ярче и ярче. Мы с Карлом встали, оглянулись вокруг. Неожиданно в стенках емкости открылись осьминожьи глаза, много глаз. Они смотрели на нас. Дно емкости вдруг стало наполняться булькающей слизью, которая подбиралась к нашим ногам.
- Нам конец! – закричал Карл. – Сейчас нас будут переваривать!..
- С чего ты взял?
Карл показал на слизь, в которой растворялся альбом с марками:
- Это что?! Стреляй!!!
Я стала расстреливать светящиеся мешки, один за другим. Раздался истошный вой Сережи. Неожиданно емкость взорвалась, и мы с Карлом оказались лежащими на полу, среди луж пузырящейся слизи. Из этой слизи вдруг проросли пять крохотных осьминожек. Они скакали, рычали на нас и щелкали зубками.
Карл схватил первое, что подвернулось ему под руку, какой-то предмет, и плашмя стукнул им по осьминожкам. И осьминожки опять стали слизью, и капли этой слизи разлетелись в стороны. Несколько капель улетели в сторону стола, заставленного лабораторной посудой, попали даже в реторту, заполненной жидкостью, с которой я продолжала эксперименты. И жидкость вдруг стала светиться разноцветными переливающимися огоньками. Мы с Карлом, застыв, наблюдали за волшебной игрой огоньков. И вдруг бросились в объятия друг друга.
- Карл!
- Элизабет!
- Любимый!
- Что ты хочешь, дорогая? Я все для тебя сделаю!
- Я хочу сделать человечество счастливым!
- Ты только что спасла его! Оно счастливо!
- Но оно не знает этого!
- И пусть не знает!
- Я хочу быть гением, Карл!
- Зачем тебе эта ерунда, тайный агент Элизабет?
- Тайный агент?
- Да. Ну же, вспоминай!
- Что-то припоминаю… Все еще, как в тумане…
- Тайный агент – это высшая категория гения!
- Точно! Вспомнила! Какая же я дура!
- Ты не дура! Вспоминай, вспоминай! Большой Брат наблюдает за тобой!
- Это кто: Николай Угодник?
- Может быть. Я подробностей не помню. Я тоже, как в тумане…
- Точно, вспомнила: это Николай Угодник! Мы работаем во имя его! Спасаем человечество, защищаем его!
- Да! Но… А откуда взялись эти парни?
- Это мои друзья! Они были укушены!
- Кем?
- Маргарет их покусала!
- Понятно. Надо срочно найти того, кто укусил Маргарет!
- Карл, я хочу от тебя ребенка!
- Все, вспомнил: мы опять не успеем!
- Что не успеем?
- Завести ребенка!
- Почему?!
- Потому что, как только мы хотим его завести, небо закрывают грозовые тучи, оттуда бьют сверкающие молнии, и мы опять все забываем!
- Навсегда?!
- Нет, до следующего раза!
- Но я не хочу забывать! Давай не будем заводить ребенка! Давай просто любить друг друга!
- Это не поможет!
- Почему?!
- Потому что молнии все равно сверкнут и ударят! И мы все равно все забудем! Смотри!
Карл показал на небо, виднеющееся через пролом в крыше: издалека, из глубин свинцовых туч доносились глухие грозовые раскаты. У меня на глазах навернулись слезы, я бросилась в объятия Карла.
- Карл!
- Элизабет!
Мы страстно целовались, под раскаты грома. Вот сверкнул отблеск первой молнии. А потом засверкала серия молний, которая отразилась в глазах Карла.
И вдруг я отскочила… от незнакомого мужчины.
- Ты кто такой?!
Он растерянно оглянулся вокруг, ответил на испанском:
- Mi nombre es Miguel. Cuál es tu nombre?
А я с ужасом осматривала разгромленную лабораторию, заметила пролом в крыше:
- Это что? Это кто? Это ты, гад?!
Я подобрала с пола ножку от стула, с яростью замахнулась на мужчину. Тот испуганно отступил, выставив руки в мою сторону:
- No, no es necesario. Sólo quería preguntar cómo llegar a la embajada argentina?
- Ты что, больной?! Петербург от Москвы не отличаешь?! В Москве твое посольство! Пошел вон отсюда!
- En Moscú? Por favor, dígame cómo llegar a Moscú?
- Пешком! За перекрестком направо!
Я откинула ножку от стула, схватила с пола что-то похожее на пистолет, нажала на курок: тугая струя воды ударила мужчине в лицо. Растерянный, утирая ладонями лицо, он отступил к двери.
- Больной! Маньяк! Еще и игрушек натаскал!
Я выбросила пистолет в мусорное ведро. И второй пистолет выкинула туда же.
- Discúlpeme. Me voy. Discúlpeme, - мужчина вышел, пятясь, за порог, повернулся, исчез в сумерках.
Я вышла следом за ним, и увидела стоявших на поле, в туманной дымке, монахов. Силуэты монахов медленно растворялись в воздухе, до полного исчезновения…
И тут я проснулась. Несколько минут я была в оцепенении, под впечатлением от увиденного сна. Наконец, оглянулась вокруг и… увидела разгромленную лабораторию. Ничего себе, какой сон… натуральный! Что тут произошло, пока я спала? Газовый баллон взорвался? Но у меня нет газовых баллонов!! Это же… сумасшедший ремонт, надолго!..
И тут я увидела реторту, в которой жидкость светилась разноцветными переливающимися огоньками. И она была похожа на ту самую жидкость, которую я видела во сне. Завороженная, я долго наблюдала за волшебной игрой огоньков.
- Какой интересный эффект: сияющая жидкость! – подумала я. – Что-то интересное должно получиться, неожиданное!
Я увидела в мусорном ведре детские водяные пистолеты. Достала их, вывинтила пробки из пластиковых корпусов, залила жидкость, переливающуюся волшебными огоньками. Завинтила пробки обратно.
Вышла из дома на поле, на котором росли кустики с деньгами. Нажала на курки: пистолеты «стреляли» светящимися струями. И я играла этими струями, и так и этак, и в ту сторону и в эту, и смеялась…

А деньги летали по всему миру: над Кремлем в России, над Эйфелевой башней во Франции, над статуей Свободы в Америке, над императорским дворцом в Китае, над исследовательскими станциями на Южном и Северном полюсах, а также над джунглями и над пустынями.
И во всех странах мира, по улицам городов, под падающими сверху, кружащимися деньгами, ходили счастливые, улыбающиеся люди…

И в Санкт-Петербурге был ясный, солнечный день. И здесь, в небе над городом, деньги тоже совершали свой волшебный танец.
А я шла в церковь. И навстречу мне, по тротуару, шел юноша, и улыбался.
- Интересная у вас шляпка! – сказал он.
- Мамина.
- А вы куда?
- В церковь.
- У вас что-то случилось?
- Да. То есть, нет: не случилось.
- Надо же! Давно не видел человека, у которого что-то не случилось. Может, вам денег нужно? Бесплатная доставка! - юноша показал на кружащиеся в небе деньги, на засыпанные деньгами тротуары.
- Нет, спасибо. Мне их класть некуда.
- Вам тоже? – он протянул мне визитку. – Вот, возьмите мой номер телефона. Вы такая симпатичная… и странная. Не пропадайте!
- Хорошо!
- Имейте в виду: если вы мне не позвоните, у меня тоже что-то не случится. И тогда мне тоже придется идти в церковь!
Я засмеялась. Спросила:
- А как вас зовут?
- Рядом с номером телефона мое имя!
- Ладно!

И вот я опять в храме, и опять молилась Николаю Угоднику:
- Николай Угодник! Миленький! У меня к тебе еще одна просьба. Ты сделал всех людей счастливыми! Сделай счастливой и меня! Пусть гении признают и во мне гения, пусть начнут ко мне приставать. Я очень-очень хочу, и очень-очень-очень прошу, помоги мне. Я знаю, что ты можешь. Очень-очень можешь. Аминь!
Я вышла из собора. Неожиданно с разных сторон ко мне подбежали люди в черном, надели на меня длинный черный мешок, закинули на заднее сиденье черного автомобиля, захлопнули дверцы. Автомобиль тронулся с места…
И тут я испугалась. То есть, я знала, кто и куда меня везет. Но я вспомнила о боевой сыворотке, о которой я предупреждала Остапа. А вдруг мне ее введут?! И теперь мне очень захотелось, чтобы Николай Угодник отменил счастье, о котором я его просила…
Я закричала:
- Товарищи гении, вы что, белены наелись?! Я простая русская девушка, ни к чему не способная! Вы меня с кем-то спутали! Я из этих… которые обыватели! У меня муж-алкоголик, и семеро детей по лавкам.
В это время автомобиль сделал крутой поворот, и я стукнулась головой о дверцу.
- Ой!.. Я вам докажу. Сейчас… Вот! Я рецепты знаю, приготовление еды, на семью из трех человек. Утка жареная! Креветки к пиву: засыпать креветки в кипящую воду, посолить, размешать… Сбросить на дуршлаг, подать детям, но сначала догнать… Детям без пива!..
В это время автомобиль опять сделал крутой поворот, и я стукнулась головой о другую дверцу.
- Ой!.. Товарищи гении, вы заблуждаетесь! Вот рецепт борща, вы не сможете опровергнуть! Одну луковицу и морковку тщательно вымыть, обсушить и обжечь на открытом огне до появления черных подпалин. Это необходимо для прозрачности бульона. Налить в кастрюлю воды, положить кости с мясом, порубленные пополам луковицу и морковь, пучок корешков. Довести до кипения, убавить огонь. С костей срезать мясо и отложить. Ах, да – капуста! И картофель! Варить до полной готовности. Перед тем как снять борщ с огня, добавить специи – соль, сахар, чеснок, зелень и лавровый лист. Борщ готов. Ах, да – мясо! Товарищи гении, вы меня с кем скрещивать везете?! Вы бы хоть фотографию показали!
В это время автомобиль опять сделал крутой поворот, и я опять стукнулась головой.
- Ой! Вы бы хоть посадили кого-нибудь сюда, для мягкости, чтобы я не стукалась!

А потом было все как обычно: гении меня несли, гении меня поставили, гении сорвали с меня мешок, и я увидела перед собой… гениев. Они улыбались и в руках у них были букеты. Но вместо цветов на стеблях колыхались деньги.
Один из гениев сфотографировал меня в окружении остальных гениев на фоне фонтанов. А потом они бегали за мной по парку, и я была счастлива. А потом нырнула в фонтан. И вслед за мной в фонтан нырнули и они!..
А деньги летали и над Петергофом. Они и в фонтанах были, плавали на поверхности воды.
И я вынырнула из воды, с налипшими на одежду банкнотами. И вдруг увидела на деньгах стремительно трансформирующееся изображение: вместо привычного рисунка на банкнотах появились космические осьминожки, которые рычали на меня и показывали зубки…
Но в этот день мне трудно было испортить настроение: вся из себя счастливая, я сама зарычала на них и показала им зубки! И, кажется, они испугались…

 
© А. Дюрис
 
Поделиться с друзьями: